– Почему вы следите за моей дочерью? Вы ее рисуете?Зачем? – Вспомнив наброски, которые Пип принесла домой, Офелия мгновеннодогадалась, кто перед ней.

Она решила сходить на общественный пляж, отыскать Пип и заоднопосмотреть, чем та занимается во время своих отлучек. Офелия не знала, как Пиппроводит здесь время, но ничуть не сомневалась, что сидящий человек имеет кэтому отношение, а после того как увидела на его акварели Пип вместе с Муссом,у нее уже не осталось никаких сомнений.

– У вас такая очаровательная дочь, миссис Макензи.Должно быть, вы очень гордитесь ею, – спокойно проговорил Мэтт.

Но спокойствие давалось нелегко. Немигающий взгляд женщинызаставил его поежиться. Он прекрасно догадывался, о чем она сейчас думает.Нужно, конечно, разубедить ее, однако Мэтт опасался, что его попытки вызовут унее еще худшие опасения.

– А вам известно, что ей всего одиннадцать лет? Насамом деле никто и не дал бы ей больше. По правде сказать, Пип выглядела кудамоложе своих лет. Офелия недоумевала, что мужчине нужно от такой крошки, и душаее наполнилась самыми черными подозрениями. А набросок, по крайней мере в ееглазах, служил прикрытием его намерениям. В конце концов он мог оказатьсяпохитителем детей. Или даже еще хуже. Но Пип по своей наивности, конечно, ни очем не подозревала.

– Да, – чуть слышно ответил он. – Она мнесказала.

– Зачем вы разговаривали с ней? Для чего вампонадобилось ее рисовать?!

Мэтту хотелось объяснить, до какой степени одиноко чувствуетсебя ее дочь, но у него язык не поворачивался заговорить об этом. И тут Пипоглянулась, заметила мать и бегом бросилась к ним. На бегу она с тревогойвглядывалась в лицо матери, решив, что той, возможно, плохо. Однако очень скоропо выражению лица Офелии поняла, что если кого и надо спасать, так толькоМэтта. Мать выглядела напуганной и сердитой одновременно, и Пип почувствоваланеосознанное стремление вступиться за своего нового друга.

– Мам, это Мэтт, – церемонно представила она его,словно стараясь придать налет респектабельности нелепой сцене.

– Мэтью Боулз, – представился Мэтт, протянув рукуОфелии.

Но она сделала вид, что не замечает ее. Вместо этого онаповернулась к дочери, в ее янтарных глазах вспыхивали и гасли огоньки. Пиппрекрасно знала, что это значит. Мать редко сердилась на нее, особенно впоследнее время. Но сейчас она была просто вне себя.

– Сколько раз я просила тебя никогда не разговаривать снезнакомыми людьми! Никогда! Ты меня поняла?! – Офелия повернулась к Мэтту.Глаза ее сверкали. – Сказать вам, как называется то, чем вызанимаетесь? – крикнула она. – Как вам не стыдно?! Она же ещеребенок! Делаете вид, что подружились с ней, а сами используете свои такназываемые портреты, чтобы соблазнить девочку! Попробуйте только близко подойтик ней, и я немедленно позвоню в полицию. Сами увидите! – выпалила она.

Лицо Мэтта исказилось, словно от боли. Но Пип тожеразозлилась не на шутку и ринулась в атаку:

– Он мой друг! Мы просто рисовали вместе. Он ничегоплохого не делал. Я сама приходила на пляж, чтобы повидаться с ним.

Однако Офелия знала лучше… вернее, думала, что знает. Онанисколько не сомневалась, что мужчина мог без труда заморочить Пип голову. Атогда одному Богу известно, куда бы он ее отвел! Страшно даже подумать, что онмог с ней сделать!

– Не смей больше сюда ходить! Ты меня слышишь? Я тебезапрещаю!

В гневе язык Офелии вечно ее подводил. А ярость, с которойона набросилась на них, сразу же выдала ее галльское происхождение. Но за еегневом прятался страх за дочь, и Мэтт хорошо это понимал.

– Твоя мама права, Пип. Ты не должна разговаривать снезнакомыми. – Мэтт повернулся к Офелии. – Простите. Я вовсе не хотелнапугать вас. Уверяю, наши разговоры с Пип были совершенно невинными. Поверьте,я хорошо понимаю вашу тревогу. У меня ведь тоже есть дети.

– И где же они? – подозрительно осведомиласьОфелия. Она по-прежнему ему не верила.

– В Новой Зеландии, – поспешила вставить Пип,только усложнив ситуацию. Мэтт видел по лицу женщины, что она ему не верит.

– Не знаю, кто вы такой и почему разговаривали с моейдочерью, но, надеюсь, вы поняли, что я говорила серьезно. Если я снова увижувас с ней, то немедленно позвоню в полицию.

– Вы выразились на редкость ясно, – буркнул он,чувствуя, что начинает терять терпение.

При других обстоятельствах он бы давно поставил эту дамочкуна место. Она бросала ему в лицо чудовищные обвинения, но Мэтт понимал, какрасстроится Пип, если он наговорит грубостей ее матери. Конечно, ей черезмногое пришлось пройти и уже поэтому она заслуживала снисходительности. И однако,в душе Мэтта закипал гнев – никто и никогда еще не приписывал ему столь мерзкиенамерения. Наверное, она здорово разозлилась, решил он.

Офелия повелительно махнула Пип рукой, и девочка, беспомощнооглянувшись на него, последовала за матерью. Слезы, которые она не сумеласдержать, хлынули по щекам. Мэтту отчаянно хотелось обнять ее, но он не могэтого сделать.

– Не расстраивайся, Пип. Я все понимаю, – мягкосказал он.

– Простите… – пробормотала она, чуть не плача.Даже у Мусса был смущенный вид, словно пес чувствовал себя виноватым.

Офелия схватила Пип за руку и потащила за собой по берегу. АМэтт грустно смотрел им вслед. Сердце его обливалось кровью от жалости кребенку. Он и не знал, что успел до такой степени привязаться к Пип. Ему вдругзахотелось хорошенько встряхнуть ее мать, заставить ее очнуться. Конечно, онпонимал ее страхи, но ведь ей нечего бояться. Все, что нужно Пип, – эточеловек, с которым можно поговорить. Девочка жаловалась, что мать уже многомесяцев подряд почти ничего не ест, но если кто из них двоих и выгляделизголодавшимся, то только Пип.

Собрав рисунки, он сложил стул, сунул под мышку подрамник скрасками и побрел назад к своему коттеджу. Лицо у него было мрачным, плечиустало ссутулились. Через пару минут он снова вышел и зашагал к заливу, гдестояла его яхта. Мэтт давно уже знал, что лучший способ прийти в себя – выйти вморе. Море всегда действовало на него успокаивающе.

В то же самое время по дороге к той части пляжа, чтопринадлежала жителям поселка, Офелия устроила Пип форменный допрос.

– Так, значит, вот ты куда исчезала из дома? Как тывообще с ним познакомилась?

– Просто увидела, что он рисует, – защищалась Пип.По лицу ее текли слезы. – Он хороший. Я уверена.

– Но ведь ты ничего не знаешь об этом человеке. Ты дажене можешь знать, правду ли он тебе сказал. Ты не знаешь абсолютно ничего! Онкогда-нибудь предлагал тебе пойти к нему? – спросила она. В глазах уОфелии мелькнул безумный страх.

– Конечно, нет! – возмутилась Пип. – Онпросто показывал мне, как рисовать Муссу задние лапы! Вот и все. А в другой разлодку.