Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На весь отпуск. Марья, принеси паспорта слуге закона.
— Обижаете. Я же по-дружески заглянул…
— Дружба дружбой, а служба службой, — пропелаМышь, вручая ему документы. Он тщательно их проверил, списал данные в блокнот ис благодарностью вернул.
— Говорят, клад ищете? — спросил он с хитринкой.
— Ищем, — покаялась я. — Купец Калашников —прадед наш. В семье про клад много говорили, вот и пытаем счастья.
— Ага, — кивнул участковый, в его глазахприбавилось хитрецы, — тут многие ищут. Помешались на кладах.
— Отчего ж не поискать, коли есть охота, —дипломатично заявил Евгений. Михаил Степанович к этому моменту опять очнулся отлегкой дремы и повел носом.
— Этому не наливать, — сурово сказала я.
— Елизавета, — с третьей попытки гневно произнесон мое имя, попробовал встать и что-то продекламировать, но Мышильда егоперебила:
— «Волчица ты, тебя я презираю, ты, мерзкая, уходишь отменя».
Все уважительно притихли, а Михаил Степанович обиделся ивыразительно надул губы. Выпив еще водочки, участковый удалился, а мыпризадумались, что делать с моим бывшим супругом.
Оставлять его в доме никак нельзя — обживается он быстро, изавтра его уже не выгонишь.
— Надо вынести его в сад, — предложиласестрица. — Какая-нибудь телогрейка найдется, прикроем. Погоды нынче стоятзамечательные, не околеет.
— У них организмы слабые, — напомнила я.
— Оставьте в кухне, — проявил человеколюбиеЕвгений, но мы решительно пресекли его благой порыв.
— В сад, — кивнула я и выволокла супруга на свежийвоздух. Соорудив ложе из двух телогреек и старого полушубка, мы устроилибывшего под яблоней и вернулись в дом.
Солнечный луч, проникнув сквозь занавеску, слепил мне глаза.Я блаженно потянулась и позвала:
— Мышильда…
Сестрица, всегда злющая по утрам, ответила без энтузиазма:
— Мишка твой приперся. Всю малину испортит…
— Не успеет, — заверила я.
Через полчаса, войдя в кухню, мы застали картину, способнуювыжать у женщины моей сердечности скупую слезу. Наш хозяин и Михаил Степановичсидели рядышком за накрытым столом, сложив на коленях ладошки и с отчаяннойнемой мольбой во взоре. Оба сильно маялись с перепоя. Я вошла, поставила чайникна плиту и, откашлявшись, исполнила что-то лирическое, вошедшая Мышильдаподхватила куплет, вслед за ней пристроился Евгений, Михаил Степанович невыдержал и зычно повел нас в заоблачные выси. Песня кончилась, пала тишина.Михаил Степанович, собравшись с силами, начал речь:
— Елизавета…
— Молчите лучше, — съязвила я. — Как вымогли? Человек вашего таланта, воспитания… интеллигент… и появляетесь здесь втаком виде, пугая детей и собак.
Михаил Степанович слегка поник головой, а Мышильда ядовитозаметила:
— В сильном подпитии прибыли.
— А кто не пьет? — выбросив вперед ладонь,возмутился предпоследний. — Фолкнер пил, Хемингуэй пил…
Мышь устыдилась.
— Ну, если вы в компании…
— Ты ж говорил, что один приехал? — удивилсяЕвгений и, с мольбой переведя взгляд на меня, прошептал:
— Елизавета…
Я выдала деньги, хозяин отправился за водкой, а МихаилСтепанович попробовал улыбнуться.
— Деньги есть? — посуровела я.
— Лизок, на последние прибыл. Тосковал душой…
— Бомжевать, значит? — грозно поинтересовалась я.Михаил нахохлился и приуныл. — Кормить не буду, и не мечтай. И за постойплати сам, на меня не рассчитывай. Все понял?
— Как же я, Елизавета?
— Так же. Раньше надо было думать, а теперь хоть пешкомдомой возвращайся.
Пришедший хозяин застал нас в тягостном молчании. Непринимая этого близко к сердцу, он быстро разлил водку. Я приподнялась и убраластопку из-под носа Михаила Степановича. Евгений испуганно прошептал:
— Мы ж не звери… — но я осталась непреклонной.
— Выходи из-за стола, — заявила я предпоследнему.Тот поднялся и с трагическим лицом пошел к двери, правда трижды обернувшись.Евгений замер с бутылкой в руке, и по всему видно было, что он очень Михаилусочувствовал. Я взяла вилку и приступила к завтраку. Предпоследний дваждызаглянул в дверь, но я никак на это не отреагировала.
— Пусть бы жил, — тихо заметил Евгений. — Местамного, чего ты, Лизавета?
— Я его кормить не буду. Его даже в паспорте моембольше нет, на что он мне сдался?
— Жалко человека.
— Не пропадет, — заверила хозяина Мышильда, а яначала мучиться угрызениями совести.
Вдруг послышались шаги, и на пороге (дверь в кухню попричине жары не закрывали) возник Бельский Иннокентий Павлович, последний муж иадвокат.
— Здравствуйте, — улыбнулся он с приятностью инеуверенно шагнул в кухню.
— О Господи, — простонала Мышильда. —Этому-то что надо? Здесь в округе ни одного балкона.
— Иннокентий Павлович, — без улыбки спросилая, — вас по какой такой нужде черт принес?
За черта Иннокентий обиделся и сказал с печалью:
— В конце концов, я должен знать, где проводит отпускмоя жена.
— Это тоже муж? — удивился Евгений.
— Бывший, — покаялась я.
— Не выглядит, — задумчиво сказал хозяин,разглядывая гостя. Тот собрался что-то ответить, но в этот момент в кухнювлетел Михаил Степанович и возмущенно воскликнул:
— Что же это делается, Елизавета? Мне в проживанииотказано, а ему, значит, можно?
— И ему нельзя, — успокоила предпоследнего я иперевела взгляд на Иннокентия Павловича. — Кеша, дом не безразмерный, тебездесь места нет.
— Я найду где устроиться, — с достоинством ответилон. — А вот этот что здесь делает?
— Что вы оба здесь делаете? — возмутиласьМышильда. — Люди серьезным делом заняты, а вы тут таскаетесь и волнуетеЕлизавету Петровну по пустякам. Стыдились бы.