Перчатки по нашей просьбе приобрел Евгений и даже принял деятельноеучастие в борьбе с крапивой. Мы безжалостно выдергивали ненавистное растение скорнями, сваливали все в кучу, а Евгений относил это добро в дальний угол сада,стараясь поплотнее уложить возле дыры в соседском заборе. Вернувшись оттуда вочередной раз, он с хитрецой заметил:

— Посматривает.

— Кто? — не поняла я.

— Жилец, Эдуард то исть. Наблюдает. Один раз дажеголову в дыру сунул.

— Вот ведь что делает, — возмутилась Мышь и судвоенной энергией взялась за крапиву.

Работу мы закончили, когда уже смеркалось. К этому моментуудалось почти полностью освободить пространство, которое ранее занимал дом.Немного поползав на коленях, мы вскорости обнаружили фундамент, внушительный,каменный, старинной кладки. Для наглядности очертили его мелом. Таким образом,стал вырисовываться план дома. Мышильда принесла наш план, и мы попробовалиразобраться, что к чему. Сразу же стало ясно — очень многое не сходится. Доммногократно перестраивался, и даже фундамент в нескольких местах был новый,кирпичный.

Дальнейшим нашим изысканиям помешала темнота. Мы вернулись вдом. Едва сели ужинать возле открытого окна, чтобы насладиться вечернейпрохладой, а если повезет, то и соловья послушать, как под окном возникла бабкас востроносым хитрым лицом и заговорила:

— Борисыч, не твоих ли девок ищут?

— Кто? — ахнули мы, переглянувшись.

— Да мужик какой-то. Бродит по улице и орет блажью.Лизавету какую-то зовет. Гляньте, девки, может, ваш кто.

Мы поспешили на улицу. У калитки напротив притулился мужичокв белой панаме и в самом деле орал блажью: «Лизавета!» Даже в темноте и сприличного расстояния я узнала своего бывшего благоверного, поэта и исполнителярусских народных песен Самшитова Михаила Степановича.

— О, гения черт принес, — сплюнула Мышильда и стоской добавила:

— На что он нам?

Я не могла вот так сразу найти применения талантампредпоследнего и вынуждена была согласиться с сестрицей, что визит егосовершенно не ко времени.

Однако прежде всего гения следовало утихомирить, ведь всесоседские собаки уже подняли жуткий вой, и это тревожило граждан.

— Михаил! — грозно окликнула я его.

Он отлепился от чужой калитки и нетвердой походкойнаправился ко мне, простирая руки и тихим повизгиванием выражая восторг отнашей встречи.

— Богиня, — проблеял он и рухнул мне в ноги.Скорее всего он просто не смог устоять на своих, но все равно вышловпечатляюще. Обитатели четырех домов по правой стороне и пяти по левой дружноахнули, а собаки враз замолчали. — Богиня, — повторил МихаилСтепанович и попробовал ухватить мою руку, но не дотянулся. Я сгребла его зашиворот и прислонила к крыльцу. Михаил легонько тюкнулся затылком и блаженноулыбнулся.

— Наркоз лошадиный, — заметила Мышильда и была права.Михаил Степанович был, как говорится, пьян в стельку.

— Ты зачем приехал? — сурово осведомилась я.

— За тобой, — пытаясь смотреть прямо, ответилон. — На последние средства. Рвался душой…

— Ясно, — вздохнула я. — Прикинул, что сотнинадолго не хватит, и сюда поперся. Между прочим, зря — кормить не буду. Аначнешь медведем реветь, так сдам в милицию, вот те крест, — с большимрвением я осенила себя крестным знамением.

— Не можешь ты поступить со мной стольбесчеловечно, — захныкал Михаил Степанович. В наш разговор тут же влезхозяин:

— Это кто ж будет-то, Елизавета?

— Супруг мой, бывший. Ныне алкоголик, а с этой минутыбомж. Деньги есть? — прорычала я.

— Нет, — радостно затряс он головой, — никопейки.

— Надо его в дом занести, — хмуро предложилаМышильда, — не то он всей улице покоя не даст. А завтра, на трезвуюголову, поговорим.

— Что скажешь, Борисыч? — обратилась я к хозяину.

— Заноси, — кивнул он. Я внесла супруга в дом иприткнула на табуретке. При свете лампы Евгений его разглядел и спросил:

— Где ж ты такого отхватила? Вроде как он тебе не паравовсе?

— Да, завалященький мужичок, — со вздохомсогласилась я. — Все ведь через доброту мою. Имею доброе сердце, оттого игрустно видеть людскую неблагодарность.

Мы сели за стол, подумали и с горя послали Евгения заводкой. Он быстро вернулся, и мы выпили по его маленькой, а нашей большой дляснятия стресса. Михаил Степанович почуял водочный запах и ожил. Открыл левыйглаз, потом правый и, вальяжно махнув ручкой, сказал:

— Наливайте.

— Я тебе сейчас налью, — рассвирепела Мышильда ихотела огреть его подставкой для чайника, но тут дверь распахнулась, и в кухнювошел милиционер в погонах капитана.

— Здрасьте, люди добрые. — Он снял фуражку иглянул в красный угол, а я замерла: неужели перекрестится? Капитан сложил рукипод животом и радостно осведомился:

— Вечеряете?

— Проходи, Иваныч, — обрадовался хозяин. —Видишь, гости у меня.

— Вижу. Как говорится: гость — посланец от Бога.

Иваныч прошел, пристроив головной убор на вешалку, и сел застол.

— Участковый наш, — пояснил Евгений, —Валентин Иваныч. Это Марья Семеновна, Елизавета Петровна и супруг ихний, незнаю как по имени. Только прибыл.

— Наслышаны, — степенно кивнул Иваныч, косясь набутылку.

— Закусите с нами, — предложила я. Мышильдавскочила и подала гостю стопку. Мы выпили, а Михаил Степанович вновь открылглаза и, увидев милиционера, завыл:

— За что, Лизавета?

— Утихни, гад, — зашипела Мышь.

— Ни в чем не виновен, — проблеял он, прижимаяруку к сердцу. — Перед родной милицией, как на духу.

Я приподнялась и легонько шлепнула его по затылку. Эффектвышел неожиданный. Михаил затих, а участковый замер с вилкой в руке, моргнул,крякнул и сказал:

— Вот так девка…

— Да-а-а, — кивнул Евгений, — гренадер.

Минут через пять участковый смог отдышаться, выпив дляускорения процесса водочки.

— Надолго в наши края? — осведомился Иваныч,закусив капусткой.