Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хандан просто захлебнулась от возмущения. Я боялась, что у нее сдадут нервы и она начнет бросать в Хомонголоса все, что у нее было под рукой: ножи, вилки, тарелки, графины, стаканы. Тетя Макбуле бросилась спасать ситуацию:
— Мы дали слово… На господина Зию не обижаться! — закричала она.
И тут же все, сидевшие за столом, хором стали кричать и смеяться. Кто-то пытался урезонить Хомонголоса, обращаясь к нему с возгласами: «Приди в себя!»
Бедная Хандан остолбенела. Она была вынуждена засмеяться вместе с остальными.
И тут вмешалась я:
— Я не считаю, что господин Зия неправ. Чтобы человек в его присутствии утверждал, что он умеет плавать, он должен плавать не хуже, чем сам господин Зия. Я видела, какую шутку он проделывает с пароходами, когда плыла сюда. Он поверг в такую панику пассажиров, что…
Хомонголос уже понял, что стал главным за этим столом. Он с улыбкой стал пояснять:
— Как назло, вы не видели самого главного. Обычно команда начинает меня спасать, спускает на воду шлюп, бросает мне канаты, спасательные круги. Но в этот раз они узнали меня и ничего не стали предпринимать.
— Да, однажды вы ведь даже разыграли из себя утопленника…
Хомонголос захохотал:
— Ах, какие благородные, какие высокие создания эти люди! Особенно женщины… Что за подвиг самопожертвования — спасение утопающего. Если бы вы видели в тот день, какова была реакция женщин, находившихся на палубе.
Хомонголос изобразил, как он лежит, словно мертвец с раздутым животом и выпученными глазами, и продолжал:
— Там была старушка, которая с плачем вопила: «Ой, что же теперь случится с его матерью. Вот и мой сынок так же, наверное, погиб в Барбароссе!» Вы заметили? Она кричала не из-за того, что сожалела обо мне, а оттого, что вспомнила о своем сыночке. И то ее печаль была не от чистого сердца. Оплакивая сына, она оплакивала свои мечты о хорошей жизни. Наверняка ведь думала, что сынок, вернувшись домой, привезет ей пуды риса, мешки сахара, ткани рулонами. Все это фальшь!
Видишь, Нермин, он враг не только женщин, но и родины, и всего человечества. Разве так можно говорить о матери погибшего военного моряка, который отдал жизнь, защищая свою страну во время войны. Память таких людей нужно чтить.
А этот получеловек-получудовище продолжал в том же духе:
— Молодая жена стамбульского чиновника бросается на шею мужу и кричит: «Я не выдержу, я теряю сознание! Зачем показывают этот ужас?» И здесь все понятно. Она страдает не от жалости к утонувшему… Она боится, что он будет являться ей в ночных кошмарах и не давать покоя… Как будто я только и мечтаю о том, чтобы, оставив все свои дела, пугать ее в снах. И еще обратите внимание, она жалуется, но продолжает при этом смотреть на труп… Почему бы ей просто не отвернуться, не отойти? Да из любопытства. Любопытство — это свойство человеческой натуры. Человек понимает окружающие его вещи, только воспринимая их зрительно. И для него созерцание утонувшего в море человека является одним из удовольствий, в которых трудно себе отказать. Но зрелище это сильно подействовало ей на нервы… Поскольку силы воли у нее нет, она просит мужа удалить прочь эту неприятную помеху.
Женщины принялись возражать на обвинения Хомонголоса. Мужчины тоже, казалось, были на их стороне. Они одергивали Хомонголоса: «Ты опять переходишь рамки!» Но при этом на их лицах читалось, что они не совсем искренни и что в душе они даже довольны его словами.
В своих мыслях они с ностальгией вспоминали те времена, когда мы, женщины, были безвольными куклами в их руках, и они могли по своей прихоти унижать нас, бросая на землю, и топтать ногами. Ты знаешь, что я невысокого мнения о мужчинах, Нермин. А в эту ночь я вообще ощущала себя врагом этого глупого, лживого, неотесанного племени. Я просто бесилась, бросая сбой взор на холодные, блестящие, самодовольные круглые лица молодых мужчин, которые напоминали только что принесенные из огорода свежесрезанные тыквы, и на сморщенные, изборожденные морщинами, полные лицемерия безликие физиономии стариков.
Никто не мог заставить Хомонголоса замолчать:
— Деревенские девушки с глупыми лицами хватались за матерей, спрашивая: «Мама, этот человек сейчас умрет?» Появилась еще одна старуха из числа переселенцев, похожая на ведьму, летающую в бочке, будто на самолете, из театра Карагёз[12]. Она кричала: «Дайте пройти! Я тоже хочу ему сделать искусственное дыхание!» Короче говоря, палуба теплохода превратилась в курятник, подвергшийся нападению куницы…
Ужин уже закончился. Друзья Хомонголоса накинулись на него, чтобы заставить свести дело к миру. Они, схватив его за руки и за ноги, стали подбрасывать в воздух, а он, как резиновый мячик, плавно поднимался и опускался. Все это напоминало поведение болельщиков после победного матча своей команды. С громкими криками спортсмены толкались и боролись друг с другом, пытались боксировать.
Меня кто-то нервно дернул за плечо. Я обернулась и увидела Хандан, побелевшую от злости.
— Браво, Сара! — воскликнула она. — Пока я там сижу, упрекая сама себя, ты здесь наблюдаешь за играми…
Девушка едва не плакала.
— Что поделать, не можем же мы выгнать наших гостей.
— Не надо больше приглашать таких невоспитанных людей. Разве гость имеет право так поступать?
— Что ты на меня обижаешься? Разве не ты сама настаивала прошлым вечером больше всех: «Приведите с собой и своего друга тоже!»
Моя Хандан немного растерялась:
— Да, но… Откуда мне было знать!
— Теперь ты узнала… Теперь ты будешь действовать по-другому.
— Но больше всего меня задело то, что, хотя он и ругает женщин, ты никак на это не реагируешь.
Хандан заплакала. Я взяла ее за руку и отвела в сторону. Стараясь успокоить ее, я отвечала:
— Его в особенности потешило бы, если бы я начала злиться. Я обдумываю наказание для Хомонголоса, Хандан. Я заставлю его раскаяться в том, что он считает себя врагом женщин. Сильно раскаяться!
Хандан вначале не поверила мне. Она надула губы и стала пожимать плечами. Я же продолжила:
— Я придумаю такое, что отомщу не только за тебя, но и за всех женщин вообще. Вот поэтому я так спокойно выслушала его.
У Хандан проснулось любопытство. Ее глаза загорелись во тьме, подобно двум светлячкам.
— Что же ты
