Спасатели о чем-то заспорили, потом говоривший по-немецки протянул ребенка фон Медему.

– У вас ему будет лучше всего, – сказал спасатель.

Мир рушился, и спаянный боевой отряд оказался самым безопасным местом.

Фон Медем взял малыша на руки. Младенец посмотрел на него и улыбнулся беззубым ртом. Мужчина тронул ребенка за нос. Детские пальчики сомкнулись вокруг мизинца. На глаза офицера навернулись слезы. Он отнес ребенка к поезду, отдал военврачу и направился в штабной вагон.

Там его уже ждали офицеры. Командир первого батальона, капитан Домбровский, стал объяснять, показывая на карте:

– Я расставил людей по точкам. Мы контролируем подходы к станции, есть мобильная группа – резерв. Два беспилотника уже в воздухе, держим все в радиусе трех километров под наблюдением. Связь со штабом так и не восстановлена.

Фон Медем посмотрел на заместителя по электронной разведке и наблюдению, лейтенанта Бен-Элиягу.

– Все спутники связи одновременно исчезли с экранов, – доложил лейтенант.

– Командир, надо что-то решать, – вперед вышел майор Вайс, начальник штаба. – У нас на хвосте целая дивизия. Помощи ждать не от кого. В таких условиях выполнять приказ, который отдал сутки назад какой-то штабной болван, не знающий обстановки…

– Майор Вайс, – стальным голосом сказал фон Медем.

Вайс встал по стойке «смирно».

– Хочу вам напомнить, что мы все еще в армии, а не в банде. Мы давали присягу! У нас есть приказ удерживать узловую станцию до семнадцати ноль-ноль. И мы его выполним! Приказы не обсуждаются! Я не потерплю здесь демократии! – осадил фон Медем попытавшегося что-то сказать Домбровского.

Короткими рублеными фразами командир изложил план действий на ближайшие двенадцать часов.

Передовые отряды противника наступали бригаде на пятки, и фон Медем готовил им «теплую» встречу. Мобильные группы снайперов, стрелков и гранатометчиков под командованием капитана Домбровского заняли позиции вокруг станции. За уцелевшим зданием развернули гаубичную батарею.

– На путях стоят гражданские составы, проследите, чтобы локомотивы заправили как можно быстрее. Я хочу, чтобы к двенадцати ноль-ноль все гражданские покинули станцию. В первую очередь отправлять женщин и детей. Не хватало еще, чтобы этот бродячий цирк путался у нас под ногами, когда начнется бой. Всем все ясно?

Офицеры кивнули. Фон Медем пошел в купе переодеваться. Офицер не может себе позволить быть похожим на бродягу. Даже во время тяжелых боев за Ригу, когда каждая минута отдыха была на вес золота, фон Медем находил время побриться, привести в порядок одежду и почистить ботинки. За чисткой ботинок его и застал вернувшийся сержант.

Родственников он не нашел. Женщина с ребенком ехала одна, села в поезд вечером, а ночью поезд разбомбили. Фон Медем пролистал окровавленный паспорт. Светлана Ковалева, гражданка Российской Федерации. На странице «дети» значился сын Кирилл, в графе «супруги» прочерк.

– Озолс, ты веришь в судьбу? – задумчиво спросил фон Медем.

– После Риги у нас в бригаде неверующих не осталось, – серьезно ответил сержант. – Думаете оставить ребенка себе?

– Да, – коротко ответил фон Медем.

У него не было детей. Они с супругой пытались завести ребенка, но не получалось. Она предлагала ему развестись и найти другую женщину, которая сможет родить, но он наотрез отказался.

– Это судьба, – задумчиво сказал фон Медем и положил паспорт в карман. – Значит, Кирилл… Знаешь, Озолс, это знак надежды, лучик света в кромешной тьме. Все рушится, кругом кровь и смерть, и кажется, что воевать больше не за что… А потом появляется новая жизнь, и надежда рождается заново. Это судьба, Озолс!

– Значит, мы их остановим, командир? – спросил зачарованный Озолс.

– Не только остановим. Мы их погоним обратно! – Фон Медем стукнул кулаком по столику. – Погоним эту сволочь до той вонючей дыры, откуда они вылезли, и загоним назад! Да так, чтобы они больше никогда не выползли на свет! Каждого бородатого ублюдка, всех до одного!

Дверь в купе была открыта, громкий голос командира разнесся по вагону. Подняв голову, фон Медем обнаружил, что на него из коридора смотрят солдаты.

– Что смотрите?! – рявкнул фон Медем. – Победа будет за нами! Ясно?

– Так точно! – от рева луженых глоток задрожали стекла.

В окно заглянуло солнце, и видевшие фон Медема подчиненные клялись потом, что вокруг командира разливалось сияние.

Смертельно усталый оберст-лейтенант прилег, приказав сержанту разбудить его в час дня, но поспать ему не дали.

– Командир, проснитесь! Там у вокзала буза!

Озолс тронул командира за плечо.

Фон Медем протер глаза, глянул на часы: полдвенадцатого. Выглянул в окно, но вокзала не увидел – к привокзальному перрону подали поезд. Он повернул голову и вопросительно посмотрел на Озолса.

– Только подошел поезд, как толпа бросилась его штурмовать. Бабу какую-то затоптали, наших помяли. Сейчас там драка. Майор Вайс послал меня за вами…

Фон Медем выругался и стал торопливо одеваться.

Было слышно, как по ту сторону поезда беснуется толпа. Выстрелы, крики, топот, женский визг сливались в жуткую какофонию.

– Сюда, командир. – Озолс влез на подножку и открыл ключом дверь одного из вагонов.

В тамбуре стоял мрачный, как туча, майор Вайс.

– Они смяли наше оцепление и прорвались к поезду. Три вагона уже захвачены, остальные мы успели запереть. Они лезут в окна, пока нам удается их сдерживать.

– Почему не стреляли? – Фон Медем чуть не сорвался, но удержал себя в руках.

– Стрелять в гражданских? Я не могу отдать такой приказ, – щека Вайса дернулась.

Фон Медем задумался. Было слышно, как со звоном разлетаются обращенные на перрон окна. Устало матерились солдаты, отбиваясь от лезущих в поезд беженцев. В дверь тамбура ломились с той стороны, кто-то яростно дергал дверную ручку. Фон Медем взялся за рацию:

– Солдаты, говорит командир. Приготовиться к ведению огня залпами по моей команде. Стрелять поверх голов. Особо наглых разрешаю стрелять на поражение. Приготовились!

По вагону прокатился звук щелкающих затворов.

– Огонь!

Хлестнул дружный залп. Над вокзалом с карканьем закружились потревоженные вороны. Восемьдесят стреляющих одновременно винтовок создают несравнимый ни с чем звуковой эффект. Противник сразу понимает, что ему противостоит организованная сила. Залп – еще и психологическое оружие. Одиночные выстрелы толпу не смущали, но залп – другое дело.

– Огонь! Огонь! – командовал фон Медем.

Толпа разбегалась. После четвертого залпа перрон опустел. Перед вагонами осталось несколько тел. Все, кто мог передвигаться, скрылись в здании вокзала. Фон Медем открыл дверь поезда и вышел на перрон. Внезапная тишина оглушала.