Над Старой Европой реяло зеленое знамя ислама. Многочисленные и вооруженные до зубов солдаты Халифата наступали на всех фронтах, убивая любого, кто не соглашался принять ислам. Свободный мир на глазах сжимался. Полыхал юг России. На востоке Украины напор турецких частей с трудом сдерживали русско-украинские соединения. Давно пали Германия и Польша. Теперь очередь дошла до Латвии и Белоруссии. Остатки армий НАТО, оставшихся верными присяге, с боями откатывались на восток. Перед ними рекой текли беженцы, наполняя страхом сердца жителей пока еще незатронутых войной земель. Европейцы проигрывали войну, окончательное поражение было лишь вопросом времени. Проигрывали, но не сдавались. Не сдавался оберст-лейтенант фон Медем, не сдавались солдаты ставшей легендарной Балтийской бригады, которыми он командовал.

В начале войны фон Медем был командиром резервного батальона бундесвера. Через месяц тяжелых кровопролитных боев от него осталась неполная рота. К тому времени объединенное командование поняло, что национальные части себя изжили. Батальон отвели на переформирование и развернули в бригаду, пополнив остатками разбитых соединений. Костяк составили немцы. Кроме них в бригаде были поляки, евреи, латыши и эстонцы, чехи, мадьяры, шведы. Поначалу фон Медему пришлось жестко пресекать межнациональные споры, но после нового витка боев, когда бригада провела на передовой три недели, все разногласия отошли на второй план. Солдаты стали братьями по оружию. Бригада отчаянно дралась в Польше и Литве и отступила, оставляя за собой наспех сколоченные кресты, которым не суждено было простоять долго: «бородатые» не щадили христианских могил.

В Риге в бригаду влились остатки латвийской армии. В ожесточенных уличных боях им удалось остановить наступление войск Халифата. За это бригада получила название Балтийской. Затем ее перебросили в Белоруссию, на отдых, оказавшийся слишком коротким: фронт рухнул.

Население в страхе бежало на восток. Единственным боеспособным соединением на пути противника оставалась бригада. Три с лишним сотни бойцов – и на батальон не наскрести, одно название, а не бригада, с горечью думал фон Медем, шагая к зданию вокзала. Было по-осеннему холодное утро. Под каблуками начищенных до блеска ботинок трещал лед замерзших за ночь луж.

Передовой отряд бригады, разведрота на вездеходах под командованием лейтенанта Райхерта, занял станцию еще ночью. С первыми лучами солнца к перрону подошел эшелон с остатками бригады.

От вокзала осталась половина. Стеклянный свод зала ожидания обрушился внутрь вместе со стенами. Правое крыло сложилось, точно карточный домик, превратившись в груду ощетинившихся арматурой обломков. Вечером сошел с рельсов поезд, перегородил путь, и на станции застряло несколько составов с беженцами. На ночь людей устроили в здании вокзала. А утром, перед рассветом, «бородатые» накрыли станцию ракетами.

На руинах копошились люди. Среди маскировочных курток солдат мелькали яркие комбинезоны пожарно-спасательной службы и русского МЧС. За полтора года на войне фон Медем видел и не такое, и беспокоиться не стал. Райхерт доложил обстановку: почти всех раненых вытащили, беженцев перевели в рядом стоящее здание вокзала пригородных линий.

К офицерам подошел человек в синей куртке МЧС и стал быстро говорить по-русски.

Фон Медем жестом остановил его и позвал сержанта. С помощью Озолса удалось найти общий язык. По словам эмчеэсника, отряд спасателей работал в Белоруссии уже месяц. Когда фронт подошел ближе, их эвакуировали на поезде – том самом, что вез беженцев. Никто из спасателей не пострадал. Как только закончился обстрел, они принялись вытаскивать пострадавших. Сейчас пытаются добраться до тех, кого завалило обломками. Выживших почти не было – здание вокзала построили еще при Сталине, без стальных балок и бетонных плит. Под обломками практически не осталось пустот, где мог кто-то уцелеть.

Райхерт выглядел плохо – красные от недосыпа глаза, дрожащие руки. Но смотрел твердо и докладывал четко.

– Хорошо, работайте, – кивнул фон Медем. – Что там с путями?

– Расчищаем. Я послал людей искать железнодорожников. Локомотивы надо заправить, проверить пути и все такое. Плохо, что людей нет: кого эвакуировали, кто сам уехал. Разрешите продолжать?

Фон Медем отпустил лейтенанта. Подошел к руинам, зашел внутрь. Грязные и усталые спасатели не обратили на него никакого внимания. Один, увидев, что фон Медем стал карабкаться по куче обломков вверх, с криком оттолкнул его. Озолс, как тень сопровождавший командира, поднял винтовку и щелкнул предохранителем. Спасатель, увидев красно-бело-красную нашивку на рукаве сержанта, что-то прошипел сквозь зубы. Озолс рванулся к нему. Казалось, сержант убьет не раздумывая.

– Не сметь! – Фон Медем с силой дернул Озолса за локоть.

Тот не стал спорить с командиром, отошел, бормоча под нос что-то неразборчивое.

– Спроси его, они проверили ту часть? – Фон Медем показал на кучу обломков у правого крыла.

Озолс спросил у ближайшего спасателя, тот коротко кивнул и вернулся к работе. Даже спустя много лет фон Медем не мог сказать, отчего его вдруг потянуло туда, что заставило рыться в обломках. На глазах у удивленного сержанта он стал разгребать кирпичи, пробираясь к оставшейся целой стене.

– Озолс, тащи лом! – бросил он через плечо.

Озолс принес не один лом, а два, и стал рядом с командиром. Они раскидали кучу кирпичей у стены. Сержант громко захохотал.

– Что такое? – спросил фон Медем.

– Ленин, – показал Озолс и снова согнулся в приступе смеха. – Мы откопали Ленина!

Из-под обломков показалось белое гипсовое лицо с бородкой. Фон Медем, уже готовый плюнуть и отойти, вдруг напрягся.

– Подожди, тут что-то еще, – бросил он Озолсу и принялся отбрасывать в сторону кирпичи и доски. Увидев кровь, сержант посерьезнел и бросился помогать. Вскоре среди мусора мелькнула человеческая рука. Снизу вдруг послышался истошный детский плач.

– Здесь выжившие! Ребенок! – крикнул фон Медем.

На крик сбежался народ. Спасатели оттеснили военных и принялись за дело. Спустя несколько минут из-под завала с величайшими предосторожностями достали крохотный пищащий сверток.

– Вот так штука, – почесал в затылке Озолс. – Ленин-то, паскуда, ребенка спас. Если б не статуя, раздавило бы сопляка, как его мамашу.

Гипсовый Ленин, падая, убил мать… и спас ребенка, загородив от падающих обломков. Стоящие вокруг мужчины замолчали, поняв, что увидели чудо.

– Мальчик или девочка? – спросил фон Медем.

Внезапно пересохшая глотка заставила голос задребезжать.

– Мальчик, – ответил с русским акцентом один из спасателей.

– Вот что, Озолс, – фон Медем повернулся к Озолсу и приказал: – Бери документы матери, попробуй найти родственников или кого-то, кто знал эту семью.

– А ребенка куда? – спросил говоривший по-немецки спасатель.

– Мы о нем позаботимся.