– Откуда ты знаешь?

– Ей-богу, недосуг объяснять, просто поверь, ничегокриминального, обычное самоубийство.

– Значит, Надю довели до суицида, по-моему, даже статьятакая есть в кодексе.

– Она тут ни при чем!

– Миша!

– Я почти сорок лет Миша, – рявкнул майор, – дел по горловисит, а теперь еще Вовкины папки разгребать придется. Нашел, когда травиться.Вот взял бы отпуск и лопал пельмени от пуза. Теперь сам в больнице, а работумне! Ловко вышло. А ты в другой раз, когда труп найдешь, звони не Вовке, а врайон, сделай милость. Без тебя дел невпроворот. Надежда Киселева сама приняларешение уйти из жизни, сама прыгнула. Крэкс, фэкс, пэкс, была девочка, сталатрупиком. Ничего особенного. Загляни в сводку по городу, каждый день такие вналичии: вешаются, травятся, стреляются, из окон сигают! Хорош болтать.

И он шлепнул трубку. Я в задумчивости выглянула в окно.Позиция Мишки понятна. Он имеет в производстве с десяток дел, на каждое изкоторых определен срок сдачи. Лишняя головная боль господину Ларионову ни кчему, поэтому он постарается всеми правдами и неправдами избавиться отдополнительной докуки. Вот Вовка, тот не такой, Костин, словно охотничьясобака, хватает след сразу. Но майор выбыл на какое-то время из игры. Небосьпроболеет неделю, если не больше. И что получится?

Выйдет Вовка из больницы, возьмется за свои дела иобнаружит, что хитрый Ларионов уже списал папочку в архив. Естественно, Володявозмутится, он не первый раз ругается с ленивым Мишкой, только время будетбезвозвратно утеряно.

Я открыла форточку и поежилась от ледяного воздуха. Какправило, Костин помогал нам, теперь настал мой черед. Займусь расследованиемсама, зря, что ли, занимаю пост начальника оперативно-следственного отдела,соберу факты, систематизирую… Костин часто говорит:

– Преступление хорошо раскрывать по горячим следам.

Вот выпишется Вовка, а я ему на стол папочку!

Воодушевленная до крайности, я полетела во двор. Поеду наработу, сообщу Федоре о том, что нашла клиента. Правда, не ясно, кто оплатитмне работу по делу Киселевой… Ладно, черт с ними, с деньгами. «Не догоню, таксогреюсь», – говорит петух, преследуя курицу. Вот и я не заработаю, зато получунаконец интересное занятие. Господь явно предназначил меня для детективныхрасследований.

Убедившись, что Капа, весело напевая, возится на кухне, ясхватила куртку и выскочила на улицу. Первым делом съезжу к Анюте Шаховой, ужона-то точно знает, кто и почему ненавидел Надюшу. На улице гололед, поэтомусяду в метро. Анюта целыми днями толчется дома. Объясняется сей факт просто:она переводчица, причем хорошая. Переводит серьезные, толстые книги попсихологии, философии, социологии. Я всегда ей завидовала, видя, с какойлегкостью Анюта переходит на немецкую речь. Мне так и не удалось выучить какследует хоть один язык, все детство провела в обнимку с арфой. Сначала быламузыкальная школа, потом консерватория. Моя мама, оперная певица, считала, чтодает дочке в руки стабильную, очень хорошую профессию. Никто ведь не знал, чтогрянет перестройка и симфонические оркестры станут практически не нужны.

Вот почему я теперь настаиваю, чтобы Лиза и Кирюшкавызубрили как следует английский. Знание языка – это кусок хлеба с маслом,часто с сыром, а иногда даже с икрой. Мало ли, как жизнь повернется, всегдаможно пойти репетировать двоечников. Но Анюте нет необходимости носиться, роняятапки, по квартирам тупоголовых деток. Она дорогой гость в издательствах,выпускающих научную литературу. Люди, занимающиеся переводом, живо объяснятвам, что человек, «перетолковывающий» прозу, и индивидуум, занимающийся научнойлитературой, – это разные люди. Фразу «Оголенный проводник пролегает подполом», «литературные» переводчики мигом переведут как «Голый кондуктор бежитпод вагоном». И так во всем, поэтому Нюшу, спокойно говорящую на научномсуахили, холят и лелеют. Меня всегда удивляло, как в одном человекеодновременно уживаются хамство, беспардонность, ум и отличное владениеиностранным языком. Потому что Шахову можно назвать нахалкой, а вот идиоткойнет.

– Это ты, – разочарованно протянула Аня, открыв дверь.

– Ждешь кого-нибудь? – бодро поинтересовалась я, делая вид,что не вижу ее кислой мины.

– Нет, – пробубнила Аня и со свойственной ей хамскойоткровенностью добавила: – Тебя тоже не ожидала.

– Значит, это сюрприз, – подвела я итог и, не дожидаясьприглашения, пошла на кухню.

Пришлось Аньке, скривившись, доставать из шкафчика кофе, аиз холодильника кусок сыра.

– Уж извини, – пробубнила она, – конфет нету.

– И не надо. – Худеешь? – неодобрительно окинула менявзглядом Нюша.

– Не-а, – заявила я, – просто не хочется.

– Хорошо тебе, а меня прямо трясет при виде шоколадок, да ужв 52-й размер не влезаю, – вздохнула Аня, – ну что надо, выкладывай.

– Знаешь, где я работаю?

– В сыскном агентстве, – хмыкнула Нюша, – на мой взгляд,отвратительное место, совершенно не подходящее для интеллигентного человека.

– Ага, – кивнула я, – верю, но сейчас на моем столеочередное дело – об убийстве Нади Киселевой.

Хорошенькая красненькая чашечка в белый горошек выпала уНюши из рук. Стукнувшись о стол, чашечка перевернулась, коричневая жидкостьручейком устремилась на пол.

– Ты чего, – забормотала Аня, пятясь к столу, – что такоеврешь… про Надьку.

Я прикусила язык, но было поздно. Слово не воробей, вылетит– не поймаешь. Да уж, сваляла я дурака. Надюша погибла этой ночью, откуда быАньке знать о происшествии? На часах только полдень.

– С ума сошла, – бормотала Нюша, махая руками, – совсемплохая, да?

Пришлось рассказать подробности. Узнав детали, Нюша посерелаи села на табуретку.

– Господи, – застонала она, – говорила же ей! Сколько разпредупреждала, нет, ей словно глаза затмило. Богданчик, Богданчик… Вот,дождалась.

– Чего? – осторожно поинтересовалась я.

– Того, – рявкнула Нюша, – в ответ на свою любовь. Ах он,сукин кот, и она хороша, дрянь!

– Кто?

– Богдан! – заорала Нюша, теряя самообладание, – Богданчик,любименький. Вы-то все его обожали, одна я правду знала, да молчала, Надькужалела. Намекала ей изредка, но с Надюхи все прямо стекало. Не понимала, что яимею в виду, или не хотела понимать…

– Ты о чем?