При смыкании клыки и резцы челюстей дают ту знаменитуюхватку дракона, из-за которой их в старину ценили во время Великой Битвымолодых богов со старыми. Тогда только драконы сумели переломить ходтысячелетней войны, после чего тцары и князья начали давать денег на разведениеи воспитание драконов, посылать им стада скота на прокорм, хотя по-прежнемувелели держаться с драконами подальше от городов и сел.

Да, Апоница прав: размеры, рост, сила – все это зависитот того, какие родители. Но Апоница и не прав в том, что ориентироваться надотолько на родителей. Если даже человека слабого и хилого можно в каменоломнепревратить в здоровяка с грудами мышц, то дракон куда больше зависит от того,чем кормят, чему учат, как нагружают. Прав Апоница только в одном: невозможнооставлять все двенадцать детенышей, ведь дракониха может давать приплод черезкаждые два года, и если всех оставить жить, драконами уже через сотню лет былбы заселен весь мир. Но это другое, это не к нему, есть же люди, что спокойномогут убивать даже людей, а он не может раздавить даже муравья или жука, еслитот его не кусает… но даже если укусит, он такого муравья осторожно снимет ипосадит на дерево или на листок.

Что драконы могут сильно меняться, он узнал из рассказовсамих же смотрителей драконов, знатоков всех легенд, историй, сказаний,бывальщин, подлинных случаев. Самое простое изменение – на жарком юге, какгласят летописи, драконы уже во втором поколении полностью освобождаются оттолстого подкожного жира, с которым здесь уже рождаются, высоко в горах у нихлегкие втрое больше, чем у тех, кто живет в подножьях, а у драконов, что живути даже спят на снегу, между костяными плитками выросла длинная и очень плотнаяшерсть.

Драконы, что рождаются и живут среди драконов, ничем от нихне отличимы, но те драконы, с которыми люди общаются, он сам видел, сталисовсем иными по привычкам, образу жизни. Значит, очень много зависит от того, вкаких условиях дракон живет, чему и как его учат, в каком направленииразвивают.

Апоница, конечно, жалел о потере такого умелого иработающего только за хлеб смотрителя за драконами, но сам же, похоже, сумелобратить это себе на пользу, теперь приезжал часто, привозил еду, теплые вещи,даже прихватывал на запасных конях вязанки дров – все пригодится в холоднуюзиму. И наблюдал, советовал, но не настаивал, когда Иггельд что-то не выполнялили делал по-своему.

Прошло два года, в город доходили слухи о чудаковатоммальчишке, что сдружился с драконом и живет с ним в горах, вместо того чтобыжить с людьми. Многие посмеивались, поговаривали, что едва у парня появитсяинтерес к женщинам, он придет в город. И уже не уйдет, здесь за эти годыподросли очень горячие девушки.

«Подружился», – это слово заинтересовало Апоницу, онотметил его как ключевое, как самое точное слово, почему дракон все еще несожрал своего хозяина, почему так охотно выполняет его команды, почемустарается понравиться, искательно заглядывает в глаза и даже надоедаеттребованиями: ну прикажи мне что-нибудь, ну пошли куда-нибудь и вели принести,я очень хочу, чтобы ты увидел, какой я послушный и как тебя люблю!

Апоница приехал не один, Иггельд с удивлением и испугомувидел на крупном, совсем не рабочем коне высокую фигуру Ратши. Апоница помахализдали, крикнул:

– Ты пока спрячь или придержи дракона, а мы привяжемконей ненадежнее!

– Как вы добрались? – спросил изумленный Иггельд.

– С трудом, – признался Апоница.

– Но там же не проехать на лошади с вьюками!

– Вьюки в самом узком месте пришлось перенести наруках, – признался Апоница, – а потом снова на коней.

Ратша спрыгнул, небрежно бросил повод Апонице, сам слюбопытством рассматривал Иггельда. Иггельд решил про себя, что Ратшаизменился, но не понял чем: все те же раздутые мышцы, толстые руки, шея как убыка, сильное мужественное лицо…

За спиной послышался быстрый топот, Иггельд, необорачиваясь, вскинул руку и сказал громко:

– Ко мне!.. Рядом!.. Спокойно!

Черныш, уже размером с молодого бычка, с готовностьюостановился рядом, торопливо сел на толстый зад, выпуклые глаза уставились внезнакомого человека. Не смея сойти с места, он вытянул шею, стараясь если недотянуться до Ратши, то хотя бы лучше уловить от него запахи.

Ратша заметно напрягся, не двигался, Апоница же привязал иуспокаивал коней, те дрожали и роняли пену, крикнул жизнерадостно:

– Ты заметил, как он вырос?

– Еще бы, – ответил Ратша. – Эта долинапоставила перед выбором: умереть или нарастить мускулы.

– А какие бревна он таскает! – сказал Апоница.

– Представляю, – ответил Ратша.

Иггельд, смущенный, подошел, Апоница его обнял, а Ратшапохлопал по плечу. И снова на Иггельда повеяло изменениями, причину которых немог уловить.

– А как грызет, – добавил Апоница, – бревнотолщиной в ногу перекусывает за раз!

Ратша отстранил Иггельда, с удивлением посмотрел на его рот.

– В самом деле?

– Ну да, – заверил Апоница. – Я непредставляю, каким он станет, когда отрастут крылья!

– Крылья? – удивился Ратша еще больше. Понял,засмеялся: – Ну ты и старый дурень!.. Что ты мне все о драконе?.. Дракон,конечно, подрос, но ты посмотри на самого Иггельда!.. Он почти догнал меня, акакие плечи, какие руки!.. А грудь, посмотри на его грудь!

Он с силой потыкал вытянутыми пальцами Иггельду в грудь.Ощущение было таким, словно с силой били тупым концом копья. Иггельд натужноулыбался, понял, с подсказкой Ратши, что именно показалось в богатыре странным:последний раз, когда виделись, он смотрел на Ратшу снизу вверх, а теперь почтиглаза в глаза. Хотя, конечно, у него никогда не будет таких могучих рук, такихшироких плеч и такой выпуклой груди, что будто укрыта латами из толстой меди, авдобавок поверх еще и широкие пластины стального панциря, что на самом деле непанцирь, а все его же собственные груды мускулов. Сейчас Ратша в тонкойполотняной рубашке, а кажется, что в панцире, а каким будет, когда в самом деленаденет… Иггельд представил и содрогнулся.

Апоница засмеялся, сказал с некоторой неловкостью:

– Ты прав… но Иггельд меня поймет, мы ничего незамечаем, кроме своих драконов. Иггельд, приглашай к своему очагу, мы кое-чтопривезли. Твой дракон вино пьет?.. Правильно, еще мал. Ратша, да не тронет тебяэтот зверь. Он еще ребенок, пока даже лягушек боится.

Иггельд возразил:

– Никого уже не боится! Но в самом деле он оченьдружелюбный. А злобности его придется учить особо, хотя мне почему-то очень нехочется.

Он оглянулся, взмахнул рукой.

– Черныш, свободен!.. Гуляй!

Они пошли к пещере, сзади прогремел тяжелый топот. Апоница иРатша, хоть и привыкшие к виду драконов, в испуге шарахнулись в стороны, видянесущуюся за ними вприпрыжку гору мускулов, закованную в костяной панцирь.