вот чем все это закончилось: мужчина по имени Бальтазар Жерар подстерегал Вильгельма Молчаливого годами, и когда однажды вечером ему удалось подсесть к тому за ужином, он вынул пару пистолетов и шмальнул в упор, так что Вильгельм Молчаливый наконец умолк — по-настоящему и бесповоротно. Можно упомянуть, что господин Жерар был схвачен друзьями и союзниками Вильгельма Молчаливого вскоре после того, как пули из кремневых пистолетов выбили того с кресла. Жерара пытали разными гнусными и немыслимыми способами — раскаленные щипцы, терзание плоти и прочее, а потом, среди всех этих дикостей, вырвали его сердце из груди, швырнули ему же в лицо и наконец (без сомнения, из милосердия) обезглавили. Суть, опять-таки, в том, что ставки с Вильгельмом Молчаливым были высокие и что шутки с Вильгельмом Молчаливым вообще ни для кого добром не заканчивались.

Но примерно за двадцать лет до своей гибели, в 1561 году, Вильгельм Молчаливый женился на Анне Саксонской — это был своего рода ход конем с целью укрепить династические отношения и все такое, чем были в то время озабочены аристократы. Насчет его личных чувств по отношению к Анне мы знаем немного. Нам известно, что в период брака с Анной Вильгельм бывал дома редко и что его деятельность, которая выльется потом в открытое восстание против Священных Римских Габсбургов, была давящего характера. На него давили.

Еще нам известно, что Анна Саксонская была у Вильгельма Молчаливого второй женой. Его первой женой была Анна ван Эгмонд. У них было трое детей. А потом она умерла. На момент смерти ей было двадцать пять лет. Говорили, что смерть Анны ван Эгмонд стала для Вильгельма Молчаливого тяжким ударом — что, в общем, неудивительно. Ну а второй брак с Анной Саксонской — брак, заключенный по большей части, а может, и исключительно, из геополитических соображений, — нетрудно представить себе браком на расстоянии, браком, в котором обе стороны блюдут дистанцию. Вильгельм Молчаливый, как можно предположить, после смерти первой жены так никогда и не смог по-настоящему полюбить снова. Годы между смертью первой жены и собственной гибелью Вильгельм Молчаливый посвятил политике и войне. Любви там места не было.

* * *

Анна Саксонская происходила из весьма состоятельной аристократической семьи, и у нее имелись в распоряжении земли, сбережения и интересы. Как и всем богатым людям во все времена, ей требовался юрист. Она наняла Яна Рубенса в качестве юридического советника. Чем именно дни напролет занимался юридический советник важной персоны из королевского дома в конце XVI века — не вполне ясно. Он помогал Анне Саксонской вести дела. Но чем бы он там ни занимался, он, как говорится, еще и приударил за ней. Или, может, она за ним приударила. Этого мы не знаем. Едва ли Ян Рубенс в таких обстоятельствах повел себя как человек амбициозный или хотя бы умный. Вильгельм I Оранский, позже вошедший в историю как Вильгельм Молчаливый, супруг Анны Саксонской, уж точно был бы от ситуации не в восторге. И поскольку, как мы уже убедились, неудовольствие Вильгельма I Оранского не предвещало ничего хорошего, не предвестило оно ничего хорошего и Яну Рубенсу, который за свои выходки провел сколько-то лет в тюрьме в ожидании казни.

Уже одно это свидетельствует о том, что между Яном Рубенсом и Анной Саксонской и правда могла быть любовь. Это заставляет предположить примерно такой сценарий: вот они вместе работают с какими-то юридическими делами, о которых вынуждена заботиться Анна, и вот некая сила, некий магнетизм начинает притягивать их друг к другу. Ян Рубенс начинает все чаще и чаще возвращаться мыслями к встречам с Анной Саксонской. Анна Саксонская просыпается среди ночи и ощущает в груди странную тяжесть от предвкушения, как будет корпеть над своими юридическими делами: она хочет проводить все больше времени с ним. Можно вообразить, как Ян Рубенс ведет утомительные и не очень-то убедительные беседы с законной супругой, будущей матерью нашего живописца Рубенса, и объясняет ей, что все эти юридические дела касательно Анны Саксонской становятся все более обременительными и требуют от него все больше времени и внимания.

Разве хоть одна сторона в такого рода интрижках пребывала когда-нибудь в полном неведении насчет происходящего? Пожалуй, мы о таком всегда знаем — все всегда знают. И все-таки приходится ломать комедию со все более тщетными объяснениями и все более отчаянными попытками убедить всех и вся, что там «ничего такого» нет, — тогда как предельно ясно, что там «что-то такое» есть. Вот и все, что нам остается: эта комедия и разные роли в ней, и еще неспособность нащупать конкретный язык и конкретный набор действий, которые сорвали бы маски и открыли бы реальное положение дел. Но, быть может, нам и не хочется срывать маски, ибо все, что у нас есть, — это роли в комедии; и, в общем-то, либо они, либо бездна.

Как бы там ни было, интрижка между Яном Рубенсом и Анной Саксонской переросла во что-то серьезное, однажды о ней узнал Вильгельм Молчаливый и заключил обоих под стражу. Их собирались предать мечу, или срезать им лица, или залить им в пятую точку кипящее масло, или казнить как-то иначе, как бы понравилось тогдашней публике, — нелишне упомянуть, что она, как кажется, получала от таких зрелищ искреннее удовольствие.

Однако в итоге их не казнили. Случилось другое. Ян Рубенс выжил, вернулся к жене Марии, и они стали родителями Питера Пауля Рубенса, который однажды переедет назад в Антверпен и построит там дом — в этом разрушенном городе, зажатом в тисках исторических и географических интриг Бурбонов и Священных Римских Габсбургов и голландцев с их восстанием.

IX. У цивилизации есть пределы. Мы боимся этих пределов. А еще — мы стремимся к этим пределам

Если отмотать все сильно назад, ко временам еще до конфликта между Бурбонами и Священными Римскими Габсбургами, — а эти времена при перемотке вперед напрямую ведут к событиям Наполеоновских войн и затем истории основания Германской империи, которая так вдохновила и одновременно разочаровала Ницше, — если очень быстро мотать сквозь века и столетия, ко временам еще до того, как в эпоху открытия и изобретения греческой трагедии древние греки рассказывали истории и легенды про Силена, стоит миновать эту черту — и все полностью распадается. Вы погружаетесь в своего рода черную дыру — место, где нет ничего вообще.

Много лет тому назад, если отматывать эту конкретную историю до упора, цивилизации Восточного Средиземноморья были уничтожены народами моря. Это была гомеровская эпоха