Время приближалось к одиннадцати. Пора провожать старый год. И понеслась. Тост за тостом, бокал за бокалом, танец за танцем. И с каждым последующим танцем кровь, бурлящая в наших жилах, вспенивалась как шампанское в бокалах, наши молодые тела всё больше горячились, становились всё ближе и ближе друг другу: Толик держал в крепких объятиях Тамару, а я – её подружку. Выпито было столько, что наши тела и заключённые в них мозги, в силу возраста не умеющие себя контролировать после принятого на грудь алкоголя, ничего не придумали лучше, как плюхнуться на стоящие недалеко друг от друга спальные места. Я, конечно, очень старался не ударить в грязь, так сказать, лицом, но, занимаясь сексом с подружкой Тамары, думал о том, что Тамара непременно должна узнать, какой я классный любовник. После этой мысли я неоднократно обозвал себя дураком и поймал себя на том, что, занимаясь сексом с одной девушкой, наблюдаю за той, которая спрятала от меня свои бездонные глаза-озёра, и в них сейчас тонет мой друг, а не я. Так, тайком следя за Тамарой, я распалялся всё больше и больше, как будто не её подружка, а она сама сейчас была со мной на этом безрассудном новогоднем ложе, и это наши с ней руки и тела переплелись в томной ласке. Каждый шар на ёлке, казалось, запечатлевал наши безумства, но и в этих отражениях я видел себя с Тамарой. Я восхищался её прикосновениями к Толику, её поцелуями, предназначенными не мне, и никак не мог понять, что же со мной происходит. Но в то же время осознавая, что есть в этом какая-то ненормальность: подглядывать в такой момент и тем более – возбуждаться не от девушки, которая с тобой, а от той, которая сейчас в объятиях друга… «Может, я извращенец какой?» – пронеслось у меня тогда в голове. Эта мысль чуть не поставила момент сексуальной кульминации «на полшестого».

После этой новогодней ночи жизнь потекла своим чередом, я старался не думать о Тамаре, ведь она девчонка друга – этим всё сказано. А дружба, повторюсь, это святое. Я не мог и другу признаться, что борюсь со своими чувствами, даже, стараясь отвлечься от них, продолжаю вялотекуще встречаться с её подружкой. Возможно, боясь узнать подробности взаимоотношений друга и Тамары, я вообще старался не спрашивать его о ней.

Однажды я ждал Толика около института, в котором он учился. И вдруг – как будто вспышка молнии осветила всё вокруг. У меня закружилась голова, и на какие-то доли секунды свет померк, то есть, мне кажется, я потерял сознание – не меньше. И всё это оттого, что я увидел её – Тамару, которая с совершенно беспечным видом направлялась ко мне.

Тут меня, наконец, осенило: втюрился я не на шутку. Я как только мог старался нацепить на лицо маску добродушного безразличия.

– Привет, – сказала она, – ты куда пропал?

– Да не пропадал я…

Заглянул ей в глаза – дна точно нет. Надо бежать, бежать… И Толик ещё куда-то запропастился.

– Что с тобой? Что ты так покраснел? – спросила Тамара.

– Со мной? Ничего.

«Боже мой, что мне делать?» – озадаченно подумал я.

– Э-э-э… Толика жду, – нашёлся наконец я.

– А-а-а, так он давно ушёл. Пойдём, проводишь меня, – передразнивая, сказала она.

– Я-я-я не могу, – снова прозаикался я.

– Не хочешь – не надо. Уговаривать не буду.

И я поплёлся рядом с ней как верная собачонка.

Руки держал по швам, шли молча. Это я так верность другу сохранял.

Проводив Тамару, побежал к другу, узнать, куда он от меня смылся из института. Толик оказался дома – и не один, а с какой-то незнакомой мне девчонкой.

Оказалось, он с той памятной новогодней ночи с Тамарой не встречался, объяснив это её странной резкой переменой к нему: «Идти никуда, видите ли, она не хочет, обнимаю – шарахается как от чумного. Ну и скатертью дорога.

Таких, как она – в базарный день пятачок пучок. Ещё побегает».

Я ничего не понимал. Как он мог упустить такую жар-птицу! Совсем что ли ослеп?!

И в следующий раз, когда я уже без мыслей о предательстве друга, конечно, не случайно, оказался у института, изобразил удивление от «внезапной» встречи с Тамарой, окунулся в бездонные глаза-озёра, то без зазрения совести утонул в них…

Теперь-то я знаю, что этот необыкновенный чувственный водоворот закрутил и её, и меня в то самое мгновение, как только мы увидели друг друга. Тамара мне призналась точно в таких же необъяснимых ощущениях, какие пронизали меня в ту новогоднюю ночь: объятия Толика для неё были моими объятиями, его поцелуи – моими поцелуями. И после этой ночи она не могла быть с ним, а думала только обо мне. Что это за чувство, вспыхнувшее между нами? Иначе как любовь не назовёшь.

Если всё примитивно разложить по полкам, получается – я полюбил её как свою единственную, насмотревшись на то, как она занимается любовью с моим другом. И именно новогодняя ночь, так безрассудно проведённая в чужих объятиях, подарила нас друг другу. И я всегда ощущаю магический, необыкновенный душевный трепет в преддверии каждого Нового года. Теперь Новый год для нас с Тамарой – бесспорно главный красный день календаря!

Так, с глупой улыбкой на лице, под впечатлением воспоминаний я пришёл в качестве няньки (будем называть вещи своими именами) к продолжению романтической истории её папки и мамки. Ребёнок в момент моего появления уже лежал в своей кроватке, но, в отличие от взрослых, от меня в частности, был необыкновенно бодр и весел; раскланявшись в дверях с женой Эндрю, Тамарой, я приступил к повествованию:

Фёкла уже привыкла, что её путешествие сопровождает жужжание пчёл, стрекот кузнечиков, пение птиц… и время от времени наступающая тишина немного пугала её, но она не знала, чего именно ей стоит бояться.

Мудрость гласит: осведомлён – значит, вооружён. Её осведомление могло прийти только через опыт, который она приобретала самостоятельно без наставников – тех, кто мог её предупредить об опасности.

Рыжая красавица лиса, обмахивающаяся пушистым хвостом и вальяжно возлежащая перед ней на тропинке, нисколько не испугала Фёклу. Весь её вид был настолько доброжелательным и располагающим к общению, что у неё не возникло и доли сомнения в добрых намерениях лисы. Фёкла точно знала: враг – это тот, кто затаился и ждёт момента напасть. А поведение лисы было прямо противоположным представлениям Фёклы о коварстве. В подтверждение её мыслей лиса улыбнулась масленой улыбкой и произнесла нежным голоском:

– Курочка, ты куда идёшь в такую рань одна, тебя может кто-нибудь обидеть, хочешь – пойдём вместе, а ещё лучше – зайдём ко мне домой, ты отдохнёшь, а я тебя накормлю.

Фёкла была очарована незнакомкой – такая ласковая, гостеприимная, не то что эта кукушка, которая так и норовит сбросить на кого-нибудь свои заботы. Она не хотела задерживаться надолго у лисы, лишь только взглянуть – хотя бы одним глазком – на её дом.

– Это здесь, совсем рядом, – продолжила плутовка и легко прыгнула в сторону кустов, призывая тем самым курочку следовать за ней.