Откинуло ли его назад неведомой силой, или тело так быстро среагировало – он не понял. Он слышал только треск – тоже внутри головы, и был ли это треск его собственного черепа или кафельной плитки, о которую он приложился, тоже осталось загадкой. В глазах потемнело, и он сполз по стене на пол.

8

«В средней школе обнаружили иссохший труп ученика девятого класса»

– Ничего себе! Интересно, а сторожа они нашли?

– Он стал зомби! Он зомби и теперь убьёт и нас тоже!

– Сэм, не неси чушь! Зомби не бывает.

– А где тогда он? Почему про него не написали?

– Может, нельзя про него писать…

– Нет! Его, наверно, не нашли… он до сих пор там! Как теперь ходить в школу?

– Это жёлтая пресса, не стоит ей верить!

И Денис выбросил газету «Метро» в урну рядом со скамейкой. Они с Семёном сидели на детской площадке, где некогда поджидал их Павел. Был конец августа, и летнее тепло осталось далеко в прошлом. Семён поёжился в своей ветровке, и помолчав чуть-чуть, вытащил газету обратно.

– А что ещё пишут? Ты не дочитал.

– Ты же сам не хотел читать!

– Давай всё же глянем…

«В средней школе №587 в туалете был обнаружен труп ученика девятого класса. По предварительным данным, тело пролежало там не меньше месяца. Обстоятельства и причины смерти уточняются следствием».

Такая коротенькая заметка красовалась на пятой странице.

– А фотография где? – спросил Хомяк.

– Прямо тебе, разместят тут фотку! Это – материалы следствия, они секретные! Хорошо хоть так написали…

Семён о чём-то напряжённо думал.

– Кто же его убил?

– Почему ты думаешь, что его убили?

– А как? Он что, старый дед, сам что ли помер?

– Эй, вы про кого там?

Ребята подняли головы, и на лица их легла серая тень, а глаза расширились… с криком они бросились в разные стороны, выронив газету.

– Эй, куда вы? – кричал Пашка, но тело с трудом его слушалось; он не мог их догнать. Пролежав месяц в туалете, оно иссохло и превратилось в мумию.

Вода журчала, и мёртвый белый свет неприятно скользил по голубоватому кафелю. Он ощутил под собой мерзкий холодный пол, пропитанный насквозь запахом хлорки, и всё тело будто скукожилось; захотелось скорее встать. Как он ненавидел этот плиточный пол!

В зеркале над раковиной он разглядел снизу только край стены и потолок. А поднявшись, увидел перепуганного подростка с серым лицом, чему, как он решил, способствовал этот холодный свет – всё вокруг он делал мёртвым. От долго включённой воды воздух наполнился запахом водопровода, как бывало в туалетах с неисправным бочком, где вода лилась постоянно. Сколько же он провалялся тут? Он посмотрел на стену позади – всё-таки приложился он неслабо: об этом напомнила красноватое пятно на кафеле и здоровенная шишка на затылке. Однако он порадовался, что хоть кровью всё здесь не замазал.

Утомлённое сознание – рассадник дурных мыслей. Утрачивая ясность ума, словно теряешь иммунитет, и так же как вирусы в ослабленный организм, начинают пробираться в него всякая нечисть, возникая то тут, то там маленькими галлюцинациями – как начинающаяся болезнь заявляет о себе лёгкими симптомами, на которые не обращаешь внимания. Но которые, без должного лечения, становятся всё более заметны.

У человека существует своеобразный иммунитет действительности. Когда мозг занят чем-то и не утомлён, ему не страшны кошмары. Но стоит этому иммунитету ослабнуть – сознание превращается в хаос самого различного наполнения, дурные и хорошие образы перемешиваются, порождая чудовищные картинки, из чего следует, что некий запредельный человеку мир всё же есть, но мы ограждёны от него природой. На восприимчивость влияют как врождённые способности, и тогда люди склонны называть себя экстрасенсами, так и внешние, как правило неблагоприятные факторы, и тогда спасение ищешь в антидепрессантах и походах к психиатру. Но там его не найти; единственная защита – благоприятная эмоциональная среда, гармония с собой и окружением; к этому и нужно стремиться.

В школе было тихо; ни звука не доносилось извне. В холлах было темно, но лёгкие проблески рассвета начинали пробиваться сквозь окна. Однако голова Пашкина гудела. От своеобразного отдыха на полу туалета он устал ещё больше, и рассеянный свет витрин в коридоре показался ему волнистым, точно состоял из какого-то эфира и растекался колеблющимися зигзагами. Забрав связку ключей, что торчала из двери кладовой, он побрёл к выходу, совершенно не представляя, куда ему идти дальше. Хотелось одного – лечь и заснуть, можно даже прямо здесь, на полу.

Полка с головой профессора Доуэля на сей раз оказалась освещена. Присмотревшись, Павел уловил неясные, но знакомые очертания бумажного лица… и разбитые очки. Нет, это всё усталость и ушибленный рассудок! Бежать он не мог, но постарался миновать коридор побыстрее и выключить несчастную подсветку. В нём даже не возникло страха – лишь отвращение и странная безразличность к происходящему. Промелькнула мысль нарочно пойти и открыть каморку сторожа, и будь что будет… разумеется, ничего бы не было, мертвецы ведь не ходят! Но рациональная часть разума подсказала ему не делать этого.

Рядом с другим гардеробом была точно такая же каморка, но обитала там только гардеробщица во время работы школы. В школе у неё было прозвище Матрёна – невысокого роста, с большим задом, хотя и не толстая, с ногами разной длинны и всегда в стоптанных тапках. Ребята прикалывались и над ней тоже, выводя её из себя, от чего она краснела и имела особенность хвататься за швабру и пытаться догнать их, поскольку интеллектом не отличалась. Но веселее всего было пугать её и обращать в бегство, заставив бросить швабру. Ни раз им хорошенько за это попадало, учитывая, что кабинет директора был тут же на первом этаже, но ведь всё запретное всегда является самым притягательным! Кроме того, у Галины Алексеевны как у истинного школьного директора не было времени заниматься воспитанием молодёжи, чаще всего она просто отсутствовала. Вход рядом с этим гардеробом не действовал – после внедрения пропускного режима с целью экономии на охраннике оставили только один вход, с другой стороны, где и сидел охранник, а потому и оказывалось, что защитить бедную Матрёну было некому. В школе держали её из милости, она была взята сюда по программе трудоустройства инвалидов, поскольку школа являлась государственным учреждением; а ещё считали, что она родственница Гули Ахмедовны, что подтверждалось некрасивостью обеих, но никак ни какими-то конкретными данными.

Подобрав ключ, Павел