— Вот так не летает… — только и смог пробормотать Джон.

Джон снова пошёл на рынок. Он недолго бродил. Стоило взять за грудки первого же пяньчужку, как тот выложил, где стоило искать хитрого мальца с птицей. Оказалось, попугая он продавал не впервые. Нам просто повезло, что мы не сразу снялись с якоря, а раньше успели убедиться, как не умеет летать эта птица.

А вот забрать попугая оказалось проблемой. Как только оборванец завидел Джона, как сразу же начал орать так, словно из него жилы тянули. Тут же ему на подмогу бросилась куча местных бездельников. Не вооружись Джон длинной жердью, там бы его и затоптали.

Разогнав толпу, Долговязый молча взял птицу за шею и, не обращая внимания на возмущённые хрипы, сунул в мешок.

Джон вернулся на борт злой и возбуждённый, и грозился сварить суп из глупой птицы, навлёкшей на него такие неприятности. Он вытряхнул попугая из мешка на пол, схватил за крыло и грубо затолкал обратно в клетку, а саму клетку накрыл мешком и обвязал бечевкой.

Полночи из клетки доносились возмущённый свисты и испанские ругательства. Но никто не обращал на них внимания — в нижнем трюме редко кто бывал.

В новом походе мы загрузили в трюм почти семь десятков рабов. Кстати, я узнал, что на других кораблях рабов грузили ещё и в загон на палубе. Но наш капитан поступал мудро. Он скрывал свой груз, так как разрешения на подобную торговлю не имел. Негров не покупал на рыботорговых рынках, а добывал сам. При этом риск был больше, но и прибыль соответственно.

Капитан строго приказал не открывать клетки, и ключ всегда носил при себе.

Но однажды великан Гарри взломал замок в той части, где были молодые девушки.

С хохотом он ворвался внутрь, чуть не насмерть перепугав бедных негритянок, и прямо там, на месте, повалил одну из них на солому…

Когда мы прибежали на крики, было уже поздно. То ли от неосторожности, то ли от злости, но Гарри так набросился на несчастную чернокожую девушку, что свернул ей шею. Когда мы оттянули Гарри, она осталась лежать недвижимо, хрипя и всхлипывая. Гарри с трудом скрутили и поволокли на палубу.

А она лежала еще пару дней, глядя перед собой, с опухшей шеей, недвижимая. Пока не умерла, и капитан приказал бросить её за борт, без слов и молитвы, излишней для этой дикой души…

Капитан Скиннер был в ярости. Особенные рабыни ценились много дороже обычных, а эта к тому же считалась красавицей даже по европейским меркам, и капитан планировал выручить за неё изрядную сумму. И Гарри нарушил эти планы. Капитан поставил провинившегося перед выбором — либо в возмещение ущерба он лишается всей доли от этого плавания, либо получает обычное наказание, принятое на корабле. Гарри выбрал второе.

Событие это, глубоко печальное, но практически обыденное, повлекло за собою другие и нарушило все наши с Джоном планы. Вернее, дало жизнь новому плану, в результате которого мы экономили наши сбережения. Но об этом подробнее.

Я всегда спал чутко. Раньше прятался в шлюпке, под банками. Теперь там стало тесно, и я перебрался на палубу под шлюпкой, организовав себе уютное гнёздышко из старой парусины. Матросы в основном спали подвесив гамаки в кубрике, под палубой полуюта, Я же до сих пор предпочитал свежий воздух и жёсткое ложе.

И вот однажды поздно ночью, повернувшись, чтоб растянуть затёкшие ноги, я услышал тихие шаги. Кто‑то старался двигаться бесшумно, и это меня насторожило… Что за причина таиться? Любопытство взыграло во мне, и я решил незаметно проследить за ночным бродягой. Тихонько выглянув из‑под парусины, свисавшей с бортов шлюпки, я увидел фигуру, бесшумно скользнувшую под решетку трюма на шкафуте. Подождав мгновенье, я выскользнул из своего убежища, и так же крадучись, двинулся следом. Луна светила в трюм, квадраты света от решетки гуляли по нижней палубе, высвечивая мешки, тюки и связки канатов. Я осторожно заглянул вниз, хоть мне и казалось, что сейчас из люка вынырнет рука и злодей схватит меня за волосы. Сердце заколотилось, я замер. Слышно было лишь скрип снастей и плеск волн. Лишь спустя несколько минут я собрался с духом и нырнул в густую темноту трюма. Сначала ничего не увидел, кроме высвечиваемых луной тюков, слышал лишь обычные скрипы старого дерева. А затем из глубины донеслись голоса…

Кто‑то едва не срывался на крик.

— Я размозжу ему голову! Кровь всю выпущу из твари, но сперва он поползает на коленях, умоляя меня об этом…

— Потише, Гарри, угомонись. Или ты хочешь, чтоб нас услышали и повесили вниз головой на рее? Всему свое время, нас слишком мало, чтобы бунтовать в открытую…

— К черту бунт! Я лишь хочу перерезать глотку этому ублюдку…

— И что дальше? Не думаешь ли ты, что после этого ты станешь капитаном, Гарри? Да шкипер попросту прикажет заковать тебя в кандалы, и поверь мне, команда немедленно выполнит его приказание, не смотря на все свое недовольство. Нет, вначале мы должны заручиться их поддержкой, и лишь тогда предпринимать какие‑либо шаги…

Возникла пауза. Я замерел от ужаса и не дышал,… Голоса я узнал сразу. Так вот каким образом Джон решил получить в своё распоряжение корабль!

Второй голос принадлежал Гарри Великану, которого капитан Скиннер недавно приказал выпороть.

Я услышал нечто такое, о чем не должен был догадываться, и не знал, что делать дальше. И перед моими глазами вновь предстал бедолага Том. Не по той ли причине он отправился в чистилище, что так же, как я, услышал то, что не касалось его ушей?

Тихонько, не оборачиваясь и глядя на две тени в темноте, я попятился, сделал шаг назад, затем другой, дрожа при мысли, что заговорщики покинут своё убежище и заметят меня. Я уж собирался обернуться и бесшумно бросится наутёк, как вдруг уперся спиной во что‑то мягкое, чего не должно было быть в проходе. Сердце мое ухнуло в холодную бездну, и не успел я вскрикнуть от ужаса, как жесткая ладонь закрыла рот так, что я не мог вздохнуть…

— Чем ты здесь занимаешься? Хочешь своровать что? — прошипел у меня в ухе сердитый шепот, и я воспрянул надеждой. Я узнал голос боцмана. Теперь я боялся одного — как бы он случайно не выдал нас заговорщикам…

Он развернул меня к себе, держа за плечи, и в свете луны я увидел его бледное длинное лицо. Я смог судорожно вздохнуть, ужасно боясь выдать себя громким звуком. Не в силах произнести ни слова, я знаками показал мистеру Бёрку, что нужно молчать. Но он и не собирался шуметь, а лишь пытливо смотрел мне в глаза, ожидая дальнейших объяснений. Я не мог унять глухого сердцебиения, и лишь судорожно всхлипывал, пытаясь произнести хоть слово.

А между тем мозг мой лихорадочно работал, соображая, как быть дальше. Выдать друга я не мог, в то же время с радостью выдал бы Гарри. До сих пор не забыл бедного Тома.

— Мистер Бёрк, я искал Проглота…

— Проглота, говоришь? И на кой он тебе понадобился ночью?