— Доброе утро, господин Таро.

— Госпожа Арэя, рад, что вы не передумали, — улыбнулся он.

— Я уже говорила, что получила от вас наиболее выгодное предложение.

— Что ж, пусть будет по-вашему. Судя по тому, что вы меня нашли, вы встретили Марию?

— Марию? Вы имеете в виду капитана корабля?

— Именно. Надеюсь, она не нагрубила вам? Она порой встречает людей не самым приветливым словом, но это никак не влияет на её потрясающие навыки бывалого мореплавателя.

— Она выглядит довольно молодо, для бывалого…

— Наша мать совершила много ошибок, но она никогда не ломала вложенное в нас Богиней.

— Ваша мать?

— Да, Мария — одна из двух моих сестёр.

Изумлённо приподняв бровь, я поняла, что действительно вижу потрясающее сходство их невероятных, светящихся изнутри глаз.

— Я думаю, что вам стоит подняться на палубу. Попрощаться с землей — не такая уж плохая традиция. Но прежде я покажу вам каюту.

Мы прошли к каютам, которых на корабле оказалось совсем немного.

— Здесь всего три каюты, — объяснил Таро. — Хотя, скорее две. Каюта капитана находится прямо под кормой, и она же служит кают-компанией. Наши с вами — сбоку от неё. Они довольно скромные по размеру, поэтому Мария настоятельно просит вас почаще бывать в её «морских покоях». Моя — напротив. Они не блистают роскошью, но в них есть полноценные кровати, что весьма неплохо.

— Я жила в крыле Хэндов, наши спальни отличаются от роскоши главного замка.

Он открыл дверь, и комната, представшая передо мной, заставила пересмотреть мои взгляды на определение слова «роскошь». Каюта была меньше моей, как я считала, небольшой комнаты раз в десять. Одно крошечное круглое окно было чистым, но света пропускало катастрофически мало. Кровать на вид была самой обыкновенной, убранной простым серым шерстяным одеялом. В другом углу стоял небольшой стол, кожаное кресло и прибитая к стене масляная лампа. На этом убранство комнаты заканчивалось.

— Здесь очень… эм… мило.

От него не укрылось моё едва уловимое замешательство, и он выдал это незначительной улыбкой губ.

— Пойдёмте, Арэя. Я проведу вас на палубу, вы ещё утомитесь от каюты.

Мы вышли на палубу, и Таро подвёл меня к корме корабля. Паруса уже надувались ветром, берег оставался всё дальше, но я ещё могла различать людей на пирсе, видеть удаляющуюся от меня серость порта. Однако среди массы людей выделялся один, которого нельзя было спутать ни с кем другим. Всадник, стоявший возле центрального обелиска. Белизна волос как всегда контрастировала с насыщенностью его чёрного одеяния. Моё сердце замерло. Из всех, с кем я разделила свою прошлую жизнь, он один поднял руку в прощальном жесте. И какой-то порыв души породил всхлип из её глубин, и я подняла руку в ответ. «Прощай, Лиам», — произнесла я про себя.

ЧАСТЬ II «СТРАНА ПЕСКОВ»

«Изменчивость — главная добродетель женщины. У кого есть одна настоящая женщина, тому уже не нужен гарем».

Гилберт Честертон

Глава 11 «В колыбели мира»

Мы находились в море уже три недели. Три бесконечно долгих недели, в которых я не помнила ни дня, ни ночи. Едва мы вышли в открытое море, как дожди и непогода беспощадно захватили наш корабль. Иногда заходил Таро и пытался меня немного накормить и напоить целебными травами, которые порой хоть и приносили облегчение, но ненадолго. Телесная немощь настолько меня одолела, что в сердцах я уже всеми силами проклинала решение отправиться в это путешествие. То ли во сне, то ли в полубреду мне являлся образ огненного Нечто, который говорил голосом Лиама, а стоящие рядом Сэм и Тэй, пытались загородить меня собой. Иногда я видела отца. Но особенно тягучий и липкий сон мне привиделся после того, как меня навестила Мария. Она сказала, что Таро тоже нездоровится и принесла для меня напиток, похожий на оранжевое пряное молоко. После её ухода я вновь уронила голову на подушку и закрыла глаза. Под темной тяжестью век, я увидела, что сижу на песке, обняв ноги. Вокруг меня простиралась бескрайняя пустыня. Ночь была холодной и звёздной. Горел огонь, и в его свете я различала силуэт сгорбившейся горы. Но тут заметила, что гора слегка раскачивается из стороны в сторону и напевает глубоким протяжным голосом молитву. Она поёт, а перед ней лежат кости. Я не понимаю, кому принадлежат эти кости, и несмотря на ужас, сковавший меня, решаю подойти поближе. Я подхожу к сгорбившейся фигуре и вижу, что это вовсе не гора, а женщина. Перед ней лежат кости зверя, скорее всего небольшого волка или шакала. Но откуда в пустыне взяться волку? Женщина поёт, а кости начинают соединяться. Ребра срастаются с позвоночником, смыкаются кости таза, нижняя челюсть соединяется с черепом. А женщина продолжает петь. Я замечаю, что у неё большие тяжелые руки, полная грудь и живот. Её второй подбородок, свисающий от старости, дёргается, когда она заходится в низких вибрирующих звуках. Длинные и чёрные как ночь волосы растрёпаны. Я знаю эту женщину, но никак не могу вспомнить. Тем временем кости начинают обрастать мышцами, а мышцы покрываться кожей. Когда маленькие волоски шерсти покрывают тело зверя, то становится понятно, что это волчица. После секундного молчания женщина берет своим басистым раскатистым голосом верхнюю октаву, и волчица вздрагивает. Я понимаю, что мне нужно бежать, но ноги будто увязли по колено в песок. Волчица оживает и пускается бежать.

— Я знаю тебя! — скорее выдыхаю, чем говорю, повернувшись к женщине.

Она медленно поворачивается ко мне. На меня смотрят те же серые глаза, которые я вижу в зеркале каждый день — мои глаза. Женщина не улыбается, в чертах её лица не читается радушия или намёка на улыбку. Она оскаливается и жутким звериным голосом произносит: «Что должно умереть, то умрёт. Что должно жить, то будет жить». Я открываю рот, чтобы задать вопрос, но меня прерывает истошный вой волчицы. И резко повернув голову, я вижу, как волчица превращается в женщину. Она поворачивает голову ко мне и начинает смеяться, а потом рассыпается в прах.

Я открываю глаза и пытаюсь взмахнуть рукой в защитном жесте. Но в каюте никого нет. Моя ночная рубашка намокла от пота. Хвала Хэнду, это был всего лишь сон. В дверь громко постучали. И не дожидаясь моего ответа, один из матросов доложил:

— Просыпайтесь, госпожа, наш корабль прибывает.

Даже после самой затяжной бури наступает солнечный день, и это утро не стало