— А ты не ошибаешься… насчет «Аризоны»? На лице явно повеселевшего Стакана отобразилось нечто похожее на ухмылку.

— Я мог бы не помнить, как зовут отца нынешнего американского президента, но все эти клоповники-ночнушки с американскими названиями, перед которыми маменькины сынки и папенькины дочки стелькой стелются… — И он презрительно сплюнул, тем самым, видимо, выражая свое личное отношение хозяина города к богатеньким ночным тусовкам, которые перешибают у него потенциальных клиентов.

«Ни хрена себе заявочка! — мысленно усмехнулся Агеев. — Клоповники-ночнушки… отец нынешнего президента…» Прямо-таки обиженный социальной несправедливостью гегемон, готовый идти на баррикады ради угнетенного рабочего класса, а не хозяин клоачного города, жители которого зачастую заканчивают свою дурную жизнь золотой вмазкой.[12]

И как ни странно, но Агеев поверил ему.

Стакан, видимо, не был бы Стаканом, если бы в самом конце навязанной ему игры в вопросы и ответы, не предложил «дорогому гостю»:

— Может, девочку желаете? — И ощерился в улыбке, обнажив изрядно поредевший ряд гнилых зубов: — Только не подумайте обо мне примитивно.

Окончательно оправившись от боли в мошонке, этот гаденыш с поросячьей мордой и жирными, давно не мытыми волосами наглел буквально на глазах. Можно было бы, конечно, еще раз напомнить ему, кто на сей момент в этом городе хозяин, и Агеев уже почти представил себе наяву, как его кулак вспарывает печень этого козла, однако силой воли заставил-таки унять праведные чувства. Этот жирный хорь мог еще пригодиться в дальнейшей работе, и ради этого можно было пойти даже против своей собственной совести.

— Это что же, подкуп? — заставил себя ухмыльнуться Агеев.

Стакан сделал «фи».

— Я же просил вас не думать обо мне примитивно.

— Еще раз вякнешь о примитивности мышления, выбью зубы, — пообещал Агеев, и Стакан моментально оценил этот намек.

— Я же от чистого сердца.

— Тогда прощаю. А свою спидоносицу для участкового оставь.

На жирном лице Стакана отразилась вся мировая скорбь.

— Обижаете, гражданин начальник, таких не держим. — И тут же: — Вас провести?

— Сделай услугу. Но учти, если чего соврал…

Откинувшись на спинку водительского кресла и слушая рассказ Агеева, который довольно красочно расписывал чердачный город Стакана, Голованов мрачнел все больше и больше. Когда же красноречие Агеева иссякло, он промычал что-то маловразумительное и неподвижным взглядом уставился в ветровое стекло.

— Ну и?.. — напомнил о себе Агеев. — Тебе мало того, что я накопал, или что-то не так?

Голованов покосился на Агеева и уже чисто автоматически повернул ключ зажигания.

— Да нет, Филя, все путем. Да и информация более чем интересная.

— Это насчет «Аризоны»?

— Да. И, судя по всему, наш мальчик довольно крепко подсел на тему. А это уже хреновато.

Агеев прошелся по лицу друга острым, прощупывающим взглядом. Сева Голованов оставался вроде бы все тем же Севкой, каким он его знал едва ли не двадцать лет, и в то же время…

Чужую беду так близко к сердцу не принимают. И оно бы сейчас самое время расспросить, что да почему, однако что-то в лице Голованова заставило его сдержаться, и он обошелся всего лишь тем, что спросил негромко:

— «Аризона»? Голованов невразумительно пожал плечами:

— В данном случае она. Точнее, то, что завязано на ней.

— Так, может быть, я ее и пощупаю вечерком? — предложил Агеев.

— Неплохо бы, конечно, — согласился Голованов. — Но это уже Денису решать.

Пока добирались через забитый автомобильными пробками центр в район Сандуновских бань, где в цокольном этаже одного из старинных московских домов размещался офис частной охранной структуры «Глория», перекинулись всего лишь парой фраз, каждый думая о своем. Голованов вспоминал Марину Чудецкую, на которую, кажется, запал довольно серьезно и которой, судя по всему, придется помогать в разборках с ее сыном, а Филипп Агеев думал о том, какой прикид ему лучше всего надеть, чтобы не казаться в «Аризоне» белой вороной. Решил остановиться на сверхмодных джинсах, столь же модной рубашке с открытым воротом и, пожалуй, клубном пиджаке, которому порой завидовал даже такой столичный франт, как Александр Борисович Турецкий. Однако когда они добрались-таки и рассказали Грязнову об итогах своей поездки, после чего Агеев тут же предложил свою кандидатуру для знакомства с постоянной клиентурой ночного клуба, более сведущий в подобных делах Денис только языком поцокал укоризненно да пальцем у виска покрутил:

— Филя! Дорогой ты мой! Я, конечно, никогда не сомневался в твоих способностях оперативника, как, впрочем, и в том, что ты истинный плейбой и бабы к тебе липнут как… в общем, не в обиду тебе будет сказано, как пчелки на мед, но ты все-таки соотноси порой желаемое с действительным.

— А, собственно, в чем дело? — обиделся за друга Голованов. — И что это за действительность такая, которую нельзя соотнести с оперативным заданием?

— Да то, — повысил голос Грязнов, — что это «Аризона»! «А-ри-зо-на», — по слогам повторил он. — Ночная тусовка для определенного среза столичного бомонда, членом которой стать так же сложно, как бы сказал товарищ Ленин, как левому анархисту вступить в партию большевиков. И если даже вход в этот бордель не по клубным карточкам, а просто за пятьдесят баксов, то все равно там такой фейс-контроль на входе, что пройти туда с нашими свинячьими рылами…

— Ну уж ты скажешь! — вконец обиделся Голованов.

— Так и скажу! — нахмурившись, пробурчал Грязнов. — Как и то скажу, что эту «Аризону» вонючую действительно щупать надо. И за сиськи ее подергать.

— И чем скорее, тем лучше.

— Хотелось бы, — согласился с Головановым Грязнов. — Однако не все то хорошо, что быстро делается. Можем и напортачить в «Аризоне».

— Ну и что ты предлагаешь?

— Думать надо, — пожал плечами Грязнов. — Возможно, что придется и с Меркурьевым посоветоваться.

Голованов переглянулся с Агеевым, и тот утвердительно кивнул. Генерал-майор полиции Меркурьев возглавлял Московское управление наркоконтроля, и если в «Аризоне» действительно балуются таблетками экстези, то его подчиненные не могли не знать этого, и естественно, что у них должен быть свой выход на этот ночной клуб.

И все-таки прежде всего надо было посоветоваться с Турецким — уж слишком личностным и щепетильным было это дело. Однако позвонить Турецкому Грязнов не успел — ожил мобильник Голованова, и по тому, как на его переносице сошлись брови, можно было догадаться, что этот телефонный звонок не самый приятный.

— Сева? Уже по тому, как Марина произнесла его имя, Голованов понял, что она едва сдерживается, чтобы не разрыдаться в телефонную трубку.