Ирениец оглушительно чихнул.

– Надеюсь, кто-нибудь наберется смелости намекнуть господину главному дознавателю, что ситуация требует некоторых корректировок.

Я промолчала, сделав вид, что не поняла плохо прикрытого намека.

Прошло несколько недель, и страсти в исследовательском центре, казалось, улеглись. Новый распорядок окончательно сменил старый, и все вернулось на круги своя. Бьерри, в первое время хмурый и напряженный, убедился, что после пледа и сапог Паук больше не проявлял ко мне интереса, и вновь расслабился, позволяя себе иногда даже похвалить главного дознавателя за удобный график и прибавку к жалованью. Я вежливо соглашалась.

Но где-то глубоко внутри я знала: этим все не закончится. И ждала.

На исходе третьей недели гулкое эхо шагов возвестило о раннем визитере. Я была готова: магия разбудила меня, беспокойная, трепещущая в нетерпеливом ожидании. Паук остановился у моей камеры и отпер замок. Несмотря на рассветный час, он выглядел бодрым, собранным и решительным. Черная энергия клубилась вокруг него темными опасными волнами.

– Вы нужны мне, – безо всяких предисловий произнес он.

Я посмотрела ему в глаза, сбитая с толку этим неожиданным признанием. Паук, верно, ожидал иной реакции. Не получив ответа, он спросил другим, более деловым тоном:

– У вас действительно настолько хорошая память, как вы утверждаете, заключенная?

– Да, господин главный дознаватель, – без промедления ответила я. – Все важное я прекрасно помню.

Он кинул мне в руки теплый плащ и жестом указал в сторону коридора:

– Выходите. Сегодня мы с вами едем в городской судебный архив.

* * *

Остроносый чинторро, выкрашенный в черный цвет, с серебряными геральдическими рыбами по бокам, ждал нас на пристани возле исследовательского центра. При виде лодки, столь привычной всякому состоятельному жителю Веньятты, кольнуло сердце. Чинторьерро, высокий худой мужчина в форменной одежде гильдии, занимавшейся перевозкой пассажиров и грузов по узким городским каналам, почтительно поклонился главному дознавателю и посторонился, уступая нам низкие скамеечки с резными подлокотниками.

Паук легко запрыгнул в лодку и протянул мне руку, словно хотел помочь. Я оторопело уставилась на его ладонь. Мне незачем было опасаться грубого нарушения правил – на мне были перчатки. На Пауке – нет.

– Быстрее. – Он нетерпеливо нахмурился.

Я покорно оперлась на его руку, неожиданно твердую и сильную, и главный дознаватель без труда помог мне переступить с пристани на плоское деревянное дно чинторро.

На мгновение наши взгляды встретились, и я смутилась от странного огонька, промелькнувшего в его глазах. Ладонь, сжимавшая мои пальцы, показалась горячей даже сквозь грубую кожу перчаток. Устроившись на скамейке как можно дальше от Паука, я запахнулась в плащ.

Залив тонул в тумане. От темных вод веяло холодом. Сумрачная Веньятта, приближавшаяся с каждым взмахом весел, вставала над нами каменной громадой. Предрассветный туман скрадывал краски, отчего город казался серым призрачным миражом, колыхавшимся над заливом. Промозглая белесая дымка стелилась по смутно различимым улицам и каналам, и неясные тени – люди, повозки, широкие лодки и узконосые чинторро – то выныривали, то снова скрывались в полумраке. Слышался лишь тихий плеск воды, разрезаемой веслами нашего молчаливого гребца.

– Веньятта, – негромко проговорил Паук. – Город торговцев в дорогих одеждах. Город лжецов в украшенных драгоценными кристаллами масках, неверных лордов, плетущих паутины заговоров, прикрываясь напускной, насквозь фальшивой заботой о благополучии земли и Короны. Город-мираж, манящий пустыми обещаниями невозможного счастья. – Он повернул голову ко мне, скользнул внимательным взглядом по лицу. – Ваш прекрасный город.

Чинторьерро с силой сжал в руках весла и отвернулся, чтобы скрыть гримасу неодобрения. Я тоже сочла за лучшее не отвечать. Главный дознаватель смерил меня мрачным взглядом, но не добавил больше ни слова.

Проход в город со стороны северных островов ограждала высокая каменная арка. В смутные времена кованые ворота закрывались, и сплошная стена из прибрежных домов и складов превращала Веньятту в неприступную крепость с высокими окнами-бойницами. Сейчас, когда земли Иллирии давно уже открыто не враждовали между собой, Северные ворота всегда оставались гостеприимно распахнутыми, и десятки разномастных судов круглые сутки сновали туда-сюда, осуществляя сложную навигацию в густом тумане под громкие крики смотрящих на сторожевых башнях. Яркий луч маяка, усиленный кристаллическими линзами, пробежал по туманной глади.

– Эй, черный, бери правее! – раздалась команда, и чинторро послушно прижался к пристани, вплетаясь в поток судов, заполнявших Большой канал, главную транспортную артерию Веньятты, по обеим сторонам которого располагались дома всех старейших семей города, ратуша, городской совет и представительства самых богатых торговых компаний.

Каменные пристани, крутобокие мостики, стрельчатые окна и крытые галереи с длинными рядами белоснежных мраморных колонн вызвали в душе нервный трепет. Будто я наконец-то возвращалась домой. Под толстым плащом почти не было видно форменного платья заключенной, а черная лодочка, чуть покачиваясь, проплывала мимо особняков и зданий, знакомых с детства, и все это создавало иллюзию свободы, иллюзию нормальности. За годы, проведенные в Бьянкини, мне нечасто доводилось покидать стены исследовательского центра, и сейчас я наслаждалась каждым мгновением, каждой волной, каждым глотком стылого, пахнущего морской водой и водорослями воздуха.

Городской судебный архив располагался чуть в стороне от Большого канала, скрытый в хитросплетении площадей и улиц. Заложив лихой поворот, чинторьерро направил узкую лодку между домами. Вытащив из воды весла, он аккуратно пристроил их в специальный отсек вдоль борта и снял с пояса черную палку с некрупным кристаллом – торонн, символ и главный инструмент всех членов гильдии, которым разрешалось плавать в городе по узким извилистым каналам вне основных навигационных путей.

Негромкий щелчок, вспышка артефакта – и палка, удлинившись вдесятеро, без плеска вошла в темную воду. Чинторьерро нащупал дно и, оттолкнувшись от одному ему известного подводного выступа, умело повел чинторро вдоль глухих стен.

Гребец затянул песню – долгую, протяжную, переливчатую, словно волны, лижущие каменные стены и мостовые. Песни, как и увенчанные кристаллами торонны, были важнейшей отличительной чертой чинторьерро Веньятты. В густом тумане, скрадывающем все звуки, не слышно было мягко скользящих остроносых лодочек. Но глубокий баритон гребца, эхом отраженный от стен домов, и сияющая звездочка кристалла в торонне сообщали другим чинторро о нашем приближении. Прислушавшись, я различила, как откликаются на звуки песни другие голоса. Утренний город оживал, все приходило в движение.

Горло сдавило острой тоской. Я зажмурилась на мгновение, силясь подавить в себе так несвоевременно всколыхнувшиеся чувства. Сердце ныло, рвалось из груди, вторя бархатному голосу чинторьерро.