Эта женщина не сказала ей «спасибо». Она просто налила чашку чая и поставила на столик, за который Солен только что села.

Сидя посреди большого фойе, Солен пила горячую сладкую жидкость, внутренне празднуя два отвоеванных евро. Чай оказался восхитительным, лучше всех бокалов шампанского, вместе взятых, и она смаковала его, наслаждаясь каждым глотком.

Минул уже месяц с тех пор, как она впервые переступила порог Дворца. Пришла пора обозначить свое присутствие здесь, «оставить метки», как советовал ей Леонар. Он правильно говорил, что постоялицы почти всегда подозрительны к чужакам, нужно заставить их привыкнуть к себе, завоевать их доверие. В целях «самоутверждения» Солен распорядилась напечатать небольшие вывески, что она будет здесь работать на постоянной основе, и развесить их в приемной.

Сегодня «чаевницы» поприветствовали ее. Вязальщица по-прежнему не подняла глаз – другое удивило бы Солен. Женщина с сумками спала в уголке, поджав под себя ноги. Сидя за столиком, отныне зарезервированным для нее, Солен увидела приближавшуюся сербку с ее невообразимой сумкой-тележкой. Она побледнела. К новым мукам она не была морально готова. Другие, куда более важные дела ждали ее – так ей хотелось надеяться. Солен попыталась спрятаться за экраном ноутбука, как вязальщица за цветочным горшком. Слишком поздно, сербка ее заметила. Она направилась прямиком к ней и уселась без приглашения. Солен сделала над собой усилие, чтобы не показаться слишком уж неприветливой. Она дипломатично объяснила, что у нее сегодня нет времени для продолжения чтения. Ведь на самом деле она здесь затем, чтобы писать. Да, она «публичный писатель» – эти слова прозвучали странновато, она их произнесла с таким напряжением, будто в них заключалась какая-то фальшь. Сербка кивнула. Писать – это тоже хорошо. Ей как раз нужно написать письмо. Письмо Елизавете, уточнила она. Но у нее нет адреса.

Хорошенькое дело, подумала Солен. Очередное мучение… Сербка, кажется, решила ее монополизировать ради своих глупостей. Она предпочла бы потратить время на что-то более полезное. Но в то же время как ей откажешь…

«Это кто-то из ваших близких, подруга?» – спросила она. Сербка покачала головой. Нет, это же Елизавета. Елизавета II. Английская королева. «Мне нужен автограф[19], – сказала она. – У меня много автографов, а вот ее – нет!»

Солен долго молчала, ошеломленная. У этой женщины ничего не было, она жила в приюте, о ее безрадостном пути Солен много чего порассказала директриса: эта несчастная испытала много лишений, побоев, дурного обращения, прошла через войну, воровство и проституцию, – эта женщина не придумала ничего лучше, чем попросить у нее подпись королевы на клочке бумаги…

Она не знала, что ответить. Этот «запрос» не просто поразил Солен, но и был ей крайне неприятен. Вроде бы сербка не производила впечатления безумицы. Казалось, она замкнулась в собственном мирке, который принадлежал только ей и который, возможно, служил тайным убежищем от мерзостей жизни.

Ей хотелось сказать клиентке правду: поступок ее глуп и напрасен, королева ни за что ей не ответит. Королева дремлет себе в своем дворце, не в таком, как у них, а в самом настоящем, за тридевять земель отсюда. Королева родилась в другом мире, где бомбы не разрывают детей на глазах у их матерей, где женщин не насилуют взводы солдат, перед тем как отправить их в дом терпимости. Солен хотелось сказать, что Елизавете глубоко наплевать на ее несчастья, на ее жизнь, на ее измученное тело, которое она тащит по земле, как свою сумку на колесах. Да, именно это ей хотелось сказать сербке, но она не сказала.

В конце концов, а почему бы и нет? Письмо королеве Англии – это лучше, чем два часа читать листовки и рекламные проспекты. Солен включила свой макбук и принялась печатать.

«Для Цветаны, – уточнила сербка, – через „ц“».

Солен не знала, с чего начать. «Дорогая королева Елизавета…» Не слишком ли фамильярно? Она стерла запись, начала снова. «Ваше Величество, превосходительство»? Вот этого она как раз и не знала. За пятнадцать лет адвокатуры ей приходилось иметь дело с самыми разными речевыми оборотами, но конкретно этого, она не знала. Правила светского протокола были ее досадным пробелом. «Следовало бы почаще смотреть светскую хронику по телевизору», – посетовала она. Порыскав по интернету, она пришла к выводу, что не стоит делать упор на пышных фразах вроде: «пусть Ваше Величество соизволит принять изъявления моего глубочайшего почтения» или «я имею счастье быть с самым искренним благоговением вашей покорной слугой». Может, это и в духе Букингемского дворца, но слишком далеко от Дворца женщины.

Закончив письмо, Солен зачитала его клиентке вслух. Цветана замотала головой. Не пойдет. Нужно писать на английском.

Солен замерла над экраном. Замечание не было лишено здравого смысла. Раз королева английская, то и писать нужно по-английски – ну разумеется.

В это время в фойе стремительно ворвалась женщина лет тридцати. Солен узнала в ней ту, что встретилась им с директрисой в первый ее день во Дворце. Она снова была не в духе и сразу бросилась к «чаевницам», крича, что эти «тетки» страшно орут, кухонная плита на третьем до сих пор разбита, да что они себе думают, ведьмы, считают, что они у себя дома, или что? У нее уже сил нет слушать, как они трещат до полуночи, ведь людям спать нужно, она лично пробовала заснуть, но не тут-то было, и хватит им бросать свои чертовы коляски в коридоре, в следующий раз она возьмет одну и продаст в интернете, может, это их чему-то научит! Вязальщица оторвалась от своих спиц, крик разбудил даже спавшую женщину с сумками, и та рывком поднялась. «Нельзя ли потише!» – возмутилась она. Молодая мгновенно дала ей отпор: «А ты-то какого черта даешь тут храпака? Здесь – общественное помещение, у тебя есть комната и кровать, а если любишь спать на скамейках, иди на улицу, заодно и место освободишь для кого-нибудь другого!» Женщина с сумками разозлилась: «Да что ты знаешь об улице, тебе не пришлось таскаться по улицам, дрянь ты такая!» – «Да уж моя задница повидала их достаточно, – не осталась внакладе молодуха, заорав еще громче, – не тебе чета!» – «Будешь сравнивать или что? Сколько раз тебя насиловали?» – не унималась женщина с сумками. Тут в дискуссию вмешались остальные «чаевницы». Словесная перепалка становилась все жарче. Недалеко было до рукопашной.

Солен перестала писать, завороженная этой сценой. Сидевшая напротив нее Цветана только пожала плечами – видно, привыкла. «Это Синтия. Разбушевалась. Она всегда такая». Находившейся за стойкой дежурной пришлось вмешаться. Она велела Синтии успокоиться. Она и так уже на месяц лишена посещений, будет продолжать в том же духе – ей грозит новое наказание. Сказав напоследок что-то грубое в адрес «теток» и женщины с сумками, Синтия в конце концов ушла.

В большом фойе снова воцарилась тишина. Солен заметила, что Цветаны рядом нет. Она куда-то подевалась со своей устрашающей сумкой, не дождавшись окончания письма. Солен просмотрела английский вариант, который только что завершила. И что ей с ним делать? Стереть? Отправить? Или сохранить до следующего раза?