Алекс! Вдыхаю знакомый запах. И не могу им надышаться. И слёзы сами текут и текут. Алекс!

Ну как я сразу не догадалась, что это он купил мою квартиру? Как? Ведь видела это его подозрительное равнодушие. Чувствовала, что он что-то умалчивает. Понимала, что неспроста Стас отводит глаза и отмахивается на все вопросы о покупателе. Но ведь втемяшила себе в голову, что Берг - жестокая бездушная сволочь. И словно мне в глаз попал осколок кривого зеркала - в таком искажённом облике и видела человека, которого люблю больше жизни.

Хотя он всё же сволочь! Прижимаю руку к животу. К нашему животу. Какая же он сволочь! Вытерев слёзы, несколько раз глубоко вздыхаю и наконец осматриваюсь.

Бабушкин стол переставлен к окну. А у стены теперь стоит огромная клетка.

- Мои пушистики, - достаю бесстрашного Пигмалиона. Галатея всегда была пугливее, но и она высовывает любопытный нос. Зарываюсь носом в мягкую шёрстку. - Мои любимые зайки!

Правда, стойкий запах не позволяет их долго тискать. Надо бы клетку хорошенько почистить. Всё же мужчина и подслеповатая старушка - не самая лучшая забота о беспокойных зверьках. Но это мелочи! Это такие мелочи!

Отпускаю сладкую парочку побегать по квартире. И сама отправляюсь с обходом.

Ну, что ж! Типичное холостяцкое жильё - вот во что превратилась моя бывшая квартира. Продукты из ближайшего супермаркета, грязная посуда, заплесневевший суп. Сумки с моими вещами, мятые рубашки, незастеленная кровать.

«Ай-яй-яй! Кто-то явно ел в постели», - смахиваю сухие хлебные крошки с простыни, а потом падаю ничком на примятое его телом одеяло. Ничто так вкусно не пахнет как туалетная вода Алекса на моей подушке. Только где же он сам? И тревожные мысли не позволяют мне расслабится в хранящей его одиночество квартире.

Мой старый письменный стол завален рабочими бумагами «Гладиатора». Перебираю несколько счетов, какие-то бухгалтерские выкладки, договора. Тёмный лес для меня. К сожалению, его ноутбук сел. Втыкаю его в розетку - там наверняка будет какая-нибудь информация. Купленные билеты, ссылки на сайты, на которые он заходил, переписка в конце концов. Но пока изображение батареи на экране показывает красный уровень заряда, заглядываю в ящики стола. Может, хоть в них что-нибудь сохранилось.

И первая же находка заставляет меня в ужасе сесть на пол. Его паспорт, банковская карта, загранпаспорт. Нервно сглатываю. Военный билет, диплом, свидетельство о браке - всё, все его документы, вся его жизнь. Его телефон. Ещё хранящий отпечатки его пальцев на стекле экрана, потухший, мёртвый.

Алекс!!! Я зажимаю рот рукой, чтобы не закричать. Нет, нет, нет. Только не паниковать! Я конечно, понимаю, что у человека, вышедшего из дома без денег, телефона и паспорта мало шансов отправиться куда-то путешествовать, но... нет! Нет! Он не мог так быстро сдаться. Он искал меня. Он ждал. Он должен был бороться, чёрт побери! Даже если вся прежняя жизнь покатилась под откос.

- Нет, пациент с таким именем в нашей больнице не зарегистрирован, - сообщает равнодушный голос и отключается, не оставляя мне ни единого шанса. Я достала свой старенький ноутбук и обзвонила все подряд лечебные учреждения, все больницы, поликлиники, госпитали, все, где только брали трубку.

И я боюсь смотреть на эту страницу, но пальцы всё равно набирают в поисковике слово «морг».

Господи, как их много-то!

«Мамочка, пожалуйста! - вытираю я льющиеся ручьём слёзы. - Пожалуйста, только не морг! Пусть больной, хромой, инвалид, пусть всё что угодно, только не морг! Пусть другая баба, хоть десять, хоть все! Я соглашусь, прощу, забуду и, клянусь, приму любой его выбор, только не смерть».

С третьего раза всё же попадаю в нужные цифры и даже слышу гудок, когда звонок входной двери заставляет меня подпрыгнуть на стуле.

- Танатологический отдел... - отвечают мне в трубку, но я отключаюсь и распахиваю дверь.

- Викуль, тут к тебе, - Алла Константиновна представляет мне пожилую женщину, которую я первый раз в жизни вижу.

- Александр Юрьевич просил взять кое-какие вещи, - переминается она смущённо на пороге.

- Господи, он жив! - хватаюсь я за косяк, но она подхватывает меня быстрее, чем я успеваю сползти вниз.

И гладит меня по спине, пока я рыдаю, не в силах успокоиться. Не в состоянии поверить, что весь этот ужас последних часов для меня закончился.

- Он просил ещё телефон, - маленькая, жилистая и очень бойкая старушка бегает за мной по квартире со списком, пока я собираю вещи.

- Телефон сел, - вырываю из гнезда зарядку. Но пару звонков сделать ему хватит. Бросаю его в сумку, уже засовывая ноги в кроссовки. - Что-то ещё?

- Значит, вот вы какая, Вика, - хмыкает она как-то неопределённо, то ли с разочарованием, то ли с удивлением. - А он вас звал. Все дни, что был без сознания только одно имя и твердил: Вика! Вика!

И пока мы едем в её тарахтящей машинке к частному госпиталю, в который, оказывается, забрали Алекса, она мне рассказывает, что с ним произошло.

- Сотрясение мозга, травма головы, сломаны нос и рёбра, отбиты почки. Думали, не выкарабкается, но он ничего, сдюжил. Сегодня первый раз встал, - поглядывает она на меня мимоходом. И мне всё время кажется, что хочет ещё что-то добавить, но не решается.

- Главное, что он жив, - повторяю я как мантру, уверенная на все сто в своих словах. - А с остальным мы справимся.

И только в дверях его палаты, до которой доводит меня эта добрая женщина, мне становится немного страшно.

В тусклом свете ночника я вижу только его очертания на кровати. Но чем ближе подхожу, тем сильнее убеждаюсь: это он, он. Сердце рвётся из груди. Я не знаю есть ли здесь стул. Это неважно. Я встаю на колени возле кровати. Я беру его за руку.

- Алекс!

- Полина?

11. Алекс

- Нет. Не Полина.

Я слышу этот голос или он мне мерещится?

- Вика?! - От лекарственной сонливости в глазах плывёт, но, чёрт побери, это она! - Девочка моя!

Она бросается мне на шею быстрее, чем я успеваю подскочить.

- Алекс!

И я слышу её дыхание, частое, прерывистое. Чувствую её духи. И словно пахнет весенним городом, и зеленью юной листвы, и клубничным вареньем, и сеном, и домом, и счастьем, и свободой - всем, что я так люблю. И немного жареной капустой. Но это явно из коридора.

- Ну-ну, - глажу её по спине. По такой худенькой спине, с выступающими позвонками, словно её год не кормили. - Не надо плакать, сокровище моё. Всё хорошо. Теперь точно всё хорошо. Ай! - дёргаюсь от ледяных пальцев, которыми она меня ущипнула.

- Это тебе за Полину! - отстраняется она, вытирая слёзы.

- Это медсе... - Чёрт, да зачем я вру-то! - Она...

Но тонкий пальчик накрывает мои губы.