- Не важно. Они поют какую-то банальную чушь, которая мешает мне думать.

- А о чём они поют? - оживляется она, правда, убавляя громкость.

- Я не хочу заставлять тебя страдать, будет лучше забыть и оставить как есть. Вини во всём меня, - перевожу я, только бы она отвязалась.

- А «соламенте тэ фальта ун бесо»?

- Тебе нужен только поцелуй, - и продолжаю, предвидя, что на этом она не успокоится: - Тот поцелуй, который я всегда обещал тебе.

- Кру-у-уто! - смотрит она на меня с восторгом, как на существо другой расы. - А где ты так выучила испанский?

- На корабле. Месяц работала с испаноговорящими детьми, - умалчиваю я про десять предыдущих лет, большую часть которых учила язык вот по таким незамысловатым песенкам да сериалам, ну и, конечно, по бабушкиным учебникам.

И от воспоминаний о своей квартире, о бабулиных книгах становится ещё хуже. Тоскливо. Тоскливо и беспокойно - вот такой гремучий коктейль гнетущих чувств.

- А о чём ты так усилено думаешь? - не унимается эта Белка лет двадцати, бледная, худая, и с такой густой копной рыжих волос до самого пояса, что чёлка, которую она явно стригла сама, кажется неровно подстриженной оттого, что её просто не брали ножницы.

- Где мне найти человека, - присаживаюсь я на край её кровати, - который не берёт трубку, не выходит на работу, продал все квартиры и теперь никто не знает, где он.

- В морге? - равнодушно поправляет она очки.

- Вот спасибо! - подскакиваю как с раскалённой сковороды и, всплеснув руками, ухожу к окну. - Теперь мне значительно легче.

- А он тебе кто?

- Муж, - отворачиваюсь от своего отражения. Его я тоже видеть не могу. Потому что это я во всём виновата. Он, наверняка, ненавидит меня теперь. Но пусть. Пусть, главное, найдётся.

- А у тебя какие есть предположения? - не производит на Белку никакого впечатления моё короткое откровение. И плюсик в её карму за то, что не задаёт мне лишних вопросов, только по существу.

- Что он уехал. Или у какой-нибудь бабы... Или уехал с бабой, - честно не знаю я что и предположить, кроме самого худшего.

- Тогда это проще-простого, - и уверенность в её голосе заставляет меня повернуться. - Как зовут мужа?

- Алекс Берг. Александр.

- Ого! - восклицает она после недолгих манипуляций с клавиатурой. - Да тут на него тысячи ссылок.

- Ищи откровения блондинки, что-то типа «В постели с Бергом».

Мне кажется я говорю медленнее, чем она печатает. И пока возвращаюсь на её кровать, она уже всё нашла.

- Анастасия Яновская. Имя что-нибудь тебе говорит? - она даже не поднимает на меня глаза, что-то двигает, перемещает, щёлкает клавишами. - Так, в фейсбуке была пару часов назад. В твиттере пожаловалась на официантку в кафе... в... Ванкувере?! - поворачивается она, словно удостовериться правильно ли меня поняла, и снова утыкается в экран. - Двое детей. В инстаграм одни семейные фотки. Уверена, что это она? - разворачивает ноутбук.

И девица с фотографии вроде и похожа на ту, что откровенничала в статье, а вроде и нет.

- Не знаю, - пожимаю плечами.

- Ясно, - возвращает она себе экран и после ещё пары дюжин пасов, манипуляций руками и моего рассеянного молчания, наконец, поясняет. - Итак. Смотри, - снова поворот экрана. - Статья свежая. Но фотки на ней старые. Баба эта уже лет пять как живёт в Канаде. И вряд ли где-то там между её мужем-очкариком и двумя сопливыми детьми решил втиснуться твой красавец Берг. Ещё варианты есть?

- Но как же тогда статья? Там так... - наверно, я глупо выгляжу, хлопая глазами, но она милосердно пускается в объяснения.

- Это же медиа-технологии. Фотки выудили, а статью написал явно профессионал, по всем канонам, кинково, с ключевыми словами. Так что на счёт вариантов?

Я пожимаю плечами. Славка тоже сказал, что всё это - проплачено и неправда. Так есть ли смысл тогда в этом мусоре искать какие-то зацепки?

- Забей! Только время зря потратим.

«Да все нервы себе вытреплю», - добавляю про себя.

Надо выкинуть это всё из головы. Сходить проветриться, воздухом подышать. Толку бегать по этой комнатушке да слушать попсовые песенки. Стас говорил, что я могу свои книги забрать, когда вернусь, вот до дома и съезжу. Хоть недолго в родных стенах побуду, если повезёт.

Нахожу на дне чемодана ключи, и даже от их вида такое чувство, что меня там ещё ждут. Мои испанские поэты, мои воспоминания, моя уверенность в том, что всё будет хорошо. Именно её мне сейчас больше всего и не хватает.

- Ты куда? - кричит мне в спину Учёная Белка.

- Надо! - кричу я в ответ. И это самое правильное слово и самое ёмкое из моих ощущений.

Бегу вверх по лестнице своего бывшего подъезда, перепрыгивая через две ступеньки, словно меня там ждут. Но перед дверью, знакомой до последнего гвоздика в потрескавшейся обивке, замираю. Сердце стучит как кузнечный молот, заглушая звуки, что я пытаюсь уловить, прижимаясь ухом к дерматину. Тишина. Неуверенно жму на звонок. И когда его трель замолкает, так и не вызвав изнутри никакой реакции, достаю свои ключи.

Ну, давай же! Давай! Открывайся! Трясущимися руками пытаюсь провернуть ключ. И замок щёлкает...

- Вика? - женский голос заставляет меня обернуться.

- Алла Константиновна, - даже забываю я поздороваться с соседкой - так неожиданно её появление.

- Вика! Вернулась? - радостно всплёскивает руками пожилая женщина, которая, кажется, уже не живёт в этом старом доме, а сам дух его. - Ох! А Александра Юрьевича нет.

- Александра Юрьевича?! - озадачиваю я её своими выпученными глазами и своим вопросом, но она игнорирует то, чего не понимает, и продолжает своё.

- Он попросил меня кормить кроликов, а сам, может, уехал, может, по делам, - не реагирует она ни на моё крайнее удивление, ни на ступор, в котором я застыла, пытаясь осознать услышанное. - Вот уже неделю как не появляется. Сейчас.

- Я ничего не... - блею я, когда она вдруг словно забывает про меня и идёт в свою квартиру, шаркая тапками.

- Вот балда старая, - разворачивается она с полпути. - Хотела сходить за ключами. У тебя же свои!

Её узловатый палец показывает мне за спину, когда дверь, подхваченная сквозняком подъезда, сама со скрипом открывается.

Шагаю в свой новый старый дом, начисто забывая про соседку.

Запах родного жилья, привычный, любимый и незнакомый одновременно пробивает до слёз. А вещи Алекса, раскиданные по квартире, заставляют закусить губу, чтобы не разрыдаться в голос.

- Ну, ты тут сама тогда. Я потом зайду, - спешит ретироваться Алла Константиновна. Не слышу, как за ней закрывается дверь.

Бреду, ведя рукой по стенам - даже их существование кажется мне сейчас невероятным. Поднимаю брошенную на стул рубашку Алекса. И, зарывшись в неё лицом, опускаюсь на пол. Ноги отказываются меня держать. Мозг отрицает реальность. Эмоции зашкаливают на такую высоту, что мечутся там, как перепуганные чайки в синеве, словно не понимают где низ, а где верх, где бездна моря, а где бесконечность небосвода. Я падаю или лечу? Я с крыльями или это лёгкость безумия?