Это случилось, а значит я умру. Я придумал слово, которым можно убить. Я убил, теперь мне надо спастись.

Я посмотрел в окно, шел дождь. Машина была чистой, на пассажирском сиденье никого.

Я пододвинул стул, сел на него, закрыл глаза и стал персонажем.

Прокл крутил колесо. Это было его единственным занятием. Он крутил колесо, и через несколько минут дерево падало. Сгорбленный, жилистый, бородатый Прокл, весь в глубоких шрамах, в свои тридцать шесть напоминавший старика, рубил почти под самый корень, не выкорчевывая пни. Он сконструировал этот аппарат много лет назад, когда только начинал работать в военном госпитале.

Прокла с женой поселили в небольшом отдельно стоящем доме позади госпиталя. Поначалу он прекрасно справлялся с обязанностями заведующего хозяйством.

Все изменилось, когда однажды утром, спустя год после переезда, Прокл вышел на крыльцо, осмотрелся и понял, что деревьев вокруг стало заметно больше. Он позвал жену. «Больше». «Значительно?». «Значительно». Прокл спросил у Льва Натановича Извозчикова, главного доктора военного госпиталя, есть ли у него книги по дендрологии, и получил отрицательный ответ.

Прокл начал каждый месяц ставить засечки на крыльце, указывая видимое число деревьев. Через полгода он ужаснулся, когда понял, что число утроилось. В это же время ему в голову пришла конструкция аппарата, который помогал бы ему валить деревья. То, что с деревьями нужно бороться, не вызывало у Прокла сомнений.

Теперь Прокл валил деревья, напрочь забыв о других обязанностях. Все его старания были тщетны. Через месяц он обнаружил, что деревьев все равно стало больше. Прокл не сдался и принялся уничтожать своих врагов днем и ночью, лишившись сна.

В одну июльскую ночь жена уговорила его, осунувшегося, с безумным взглядом, провести ночь в постели. Прокл нехотя согласился. В ту ночь корни деревьев ворвались в дом, прорвав дощатые полы, и проросли сквозь спящих.

Проклу повезло, следующим утром Мария Леопольдовна что-то почувствовала, отправилась в дом и увидела ужасную картину. Льву Натановичу каким-то чудом удалось спасти Прокла, сшив его по кускам. Жена наутро уже была ледяной – Лев Натанович вытащил из сердца корень, прошедший насквозь.

Лев Натанович читал нью-йоркскую газету, весной ему доставили два десятка номеров за прошлый год. В военном госпитале он единственный владел английским языком. Его выводило из себя, когда Анна Павловна ставила похлебку на сложенную вдвое газету, отчего на той оставались разводы.

– Опять! – Лев Натанович грозно посмотрел на Анну Павловну, и она сразу все поняла.

– Простите, Лев Ната…

– Я же просил с бужениной.

– Лев Натанович, вы знаете, поставки не было уже два месяца.

Доктор нахмурился, Анна Павловна права. «Два месяца, раньше такого никогда не случалось, и вот теперь случилось».

Лев Натанович взял кружку, оттопырил мизинец, сделал глоток чая и поморщился.

– Опять!

Анна Павловна от неожиданности уронила поднос.

– Анна Павловна, милочка, у нас с вами есть несколько хороших тем для обсуждения. Догадываетесь?

Анна Павловна потупила взгляд.

– Да-да, вы не ошиблись, одна из тем – ваша грядущая смерть!

Лев Натанович ударил по столу своим большим кулаком, театрально выждал паузу и расхохотался.

– Да я шучу, голубушка, не берите в голову.

«За семнадцать лет она так и не привыкла к моим шалостям, бедная женщина. Вот и сын у нее дурачок».

Каждый вечер за столом собирались все обитатели военного госпиталя за исключением Прокла, любившего в это время опрыскивать корни деревьев яблочным уксусом.

Лев Натанович Извозчиков – главный врач военного госпиталя.

Мария Леопольдовна – жена его.

Валерьян Збруев – хирург, помощник Льва Натановича.

Серафима Павловна – пожилая медсестра.

Маруся Павловна – юная медсестра.

Анна Павловна – кухарка.

Витенька – блаженный сын Анны Павловны.

Вот и вся труппа.

Мария Леопольдовна подавилась за столом, Серафима Павловна, сидевшая по левую руку, била ее по спине. Лев Натанович поглядывал на этот процесс поверх газеты. После того, как Мария Леопольдовна прокашлялась, Лев Натанович взял слово.

– Вы, Серафима Павловна, вероятно, желали умертвить мою супругу?

Серафима Павловна удивленно посмотрела на человека, сидевшего во главе стола, который свернул газету вдвое и отложил в сторону.

– Сколько раз я вам говорил, не надо этого делать!

Он встал, оперся руками о стол, поправил очки, чтобы лежали на кончике носа, посмотрел на Серафиму Павловну, сказал спокойно и тихо, выделяя каждое слово.

– Не надо этого делать. Стучать по спине не надо.

Разжевывая кусок вяленой конины, Валерьян подмигнул Марусе Павловне, оба не сдержали смешок.

– Извините, Лев Натанович, – Серафима Павловна потупила взгляд.

– А тебе, любезнейшая, милая сердцу Мария Леопольдовна, я не раз велел не набивать рот перед ужином.

Мария Леопольдовна сделала вид, что не услышала.

Лев Натанович выпрямился и взял слово.

– Мы собрались здесь сегодня, как и каждый день до сего дня, чтобы отужинать в нашем теплом кругу. Как вы знаете, поставки нет уже два месяца, но у нас еще есть немного еды, чтобы продержаться. Не знаю, в чем тут дело, может быть, про нас просто забыли. Войны нет уже шесть лет, мои руки за это время успели закостенеть.

Лев Натанович демонстративно хрустнул пальцами и решил, что на сегодня плохих вестей достаточно.

– Теперь, перед тем как мы приступим к ужину, я хотел бы развлечь вас одной загадкой, которую вычитал в американской газете. Загадка эта связана с таким явлением, как книгопечатание. Серафима Павловна, вам знакомо это явление?

Серафима Павловна нахмурила брови. Она не любила, когда над ней шутят.

– Ответьте, пожалуйста, на такой вопрос: почему книгопечатание, согласно высказыванию мсье Ривароля, есть артиллерия мыслей?

Валерьян снова подмигнул Марусе Павловне, оба едва сдержали смех.

– Ну что, у кого-то из вас есть догадки?

Лев Натанович удивился, увидев вставшую со своего места Марию Леопольдовну. Он точно не ждал ответа от нее.

– У вас?

Мария Леопольдовна встала в полный рост, глубоко вдохнула и неожиданно для всех изрыгнула на стол младенца.