* * *

Они, все трое склонились над телом, пытались расшифровать сложный рисунок из царапин, ссадин и кровоподтеков, которые могли возникнуть из-за одежды или украшения. Микеланджело повернулся к экономке:

— Синьора Косма, простите, во что был одет молодой господин, когда его нашли?

Женщина безнадежно махнула рукой. Она, только она сама виновата в несчастье — молодой синьор куда-то собирался, приказал подать платье, именно она, старая дура, синьора Косма, настояла, чтобы Филиппе выбрал длинный плащ — на улице натурально мороз! Кто знал, что он полезет в плаще на верхотуру? Запутался в полах, зацепился туфлей так, что она слетела, да свалился… — экономка замолчала, невыплаканные слезы клокотали в ее груди.

Микеланджело, пользуясь замешательством, подошел к ногам покойного и обнажил щиколотки — на них явственно проступали следы кровоподтеков и даже царапины. Он готов был держать пари, что чулки, в которых Филиппе встретил смерть, порваны. Значит, некто удерживал молодого человека за ноги, пока другой душил его, набросив удавку прямо поверх плаща — вот почему характерная борозда на шее отсутствует! Однако он не спешил поделиться своим открытием, а решил уступить пальму первенства доктору:

— Маэстро Паскуале, говорят, у повешенных ломаются подъязычные кости, от этого во рту образуются особые гематомы[18].

— В ротовой полости — cavum oris, — поправил его врач. — Ничего там не обнаружил.

— Полагаю, синьор Паскуале, вам пора сменить очки на более мощные!

— Убедили. Сейчас уточним, исключительно из академического интереса.

Медик нехотя приступил к повторному осмотру, а падре встретился со скульптором взглядом, его глаза выражали крайнее неодобрение.

— После такого экскурса во внутренности вы станете утверждать, синьор Скарпелино, что не развлекаетесь, расчленяя мертвецов?

Падре говорил тихо, почти вкрадчиво, но, касаясь серых, каменных сводов подвала, каждый звук искажался, становился глухим и зловещим. Однако Микеланджело не был суеверен и быстро нашелся с ответом:

— О нет, никоим образом! Просто слышал об удушении петлей от знакомого палача.

— Ответ настоящего артиста, кои повсеместно сеют ложь, безбожие и праздность. Простой каменотес, что вырубает блоки для постройки жилищ и городских стен, полезнее обществу, чем десяток скульпторов. Надеюсь, придет день, когда все флорентинцы осознают это, и тогда ваше знакомство с палачом, синьор Буонарроти, станет много ближе! — падре взмахнул рукою, затягивая воображаемую петлю.

Пока они беседовали таким образом, в подвал по узкой каменной лестнице спустился управляющий, вооруженный шандалом с пятью свечами. Он со всей почтительностью освещал путь поверенному семейства де Розелли. Но рядом с телом теснилось слишком много народу, и правовед предпочел остаться на лестнице, дожидаясь, пока доктор завершит свои штудии.

Наконец, синьор Паскуале протер руки тряпицей, избавился от тяжелых очков и потер пальцами переносицу:

— Вынужден признать, синьор Буонарроти, что при весьма придирчивом осмотре, возможно выявить некоторое количество кровоизлияний локализованных в ротовой полости. Шейные позвонки целы, однако cartilago thyroidea — щитовидный хрящ гортани — подвижен, что также может указывать на перелом. Но криминальный характер повреждения не очевиден. Имел место несчастный случай — я остаюсь при таком мнении!

Негодование заставило бровь правоведа ритмично подергиваться, он повторил:

— Случайность или нет, нам следует известить об этом происшествии власти Флоренции, не дожидаясь приезда синьоры де Розелли.

— Поступайте, как знаете! Счастливо оставаться.

Доктор бодро зашагал по лестнице, следом за ним удалился падре, а Микеланджело вышвырнул миску с подсохшей гипсовой смесью, велел подмастерью смешать новую, а сам попытался расспросить поверенного, получал ли он с утра какие-нибудь весточку от покойного Филиппе. Но синьор Таталья заверил, что никаких известий не было, а когда скульптор полюбопытствовал, кто унаследует обширные владения и средства семейства после кончины синьоры де Розелли, дамы уже немолодых лет, поверенный и вовсе вспылил, крикнул, что обязался не разглашать информацию подобного рода и поспешно покинул подвал. Экономка проводила его долгим взглядом и пожала плечами:

— Никакой великой тайны в этом нету! Синьора любила об этом говорить, сотню раз повторяла, что ежели, упаси Господь, переживет своего мальчика, то все-все-все, что имеет, отпишет в духовной сестре.

— У синьоры де Розелли есть сестра?

— Конечно. Вроде вы не знаете — кузина Лавиния-Флора.

— Вы говорите о синьоре Лавинии-Флоре, которая ушла в монастырь?

— Именно. Другой кузины у нашей госпожи никогда не было. Синьора всегда делает сестрину монастырю хорошие пожертвования и сама туда частенько наведывается. Столько лет прошло, а она продолжает считать, что в долгу перед кузиной.

— По какой же причине? — удивился Микеланджело.

— Так это старая история! Вы всю жизнь прожили во Флоренции и как будто ни разу не слышали, что наша синьора вышла замуж за нареченного Лавинии-Флоры?

— Синьора Косма, я жил в палаццо ди Медичи, где не поощряют сплетен.

— Какая это сплетня? — самым искренним образом возмутилась синьора Косма. — Все чистая правда! Еще молоденькой прислугой, я своими глазами видела, как все было.

* * *

Дядюшка нашей синьоры, синьор де Франкони был человек деловой и хваткий, даже избирался гонфалоньером, но имелся у него недостаток — он любил выпить. Как напьется, совсем беда с ним, совсем теряет разум! Однажды во хмелю поджег свой собственный особняк и сгорел вместе со всем семейством: женой, двумя сыновьями и пятью слугами. Уцелела только его старшая дочка — Лавиния-Флора, потому что ушла помолиться в церковь. Мать нашей синьоры взяла племянницу-сироту на воспитание в свой дом. Здесь девочка и росла. К пятнадцати годам с лица стала очень хороша. Но характер у этой Лавинии-Флоры был прескверный, наша синьора против нее просто ангел Божий! Нравная девица, до ужаса. Раз булавкой мне прямо в руку тыкнула, когда я по ошибке поднесла не такое пирожное. Представляете? Сколько колотушек я от нее получала, сколько слез и крику вынесла — не приведи Святая Дева! Но кому интересны мытарства домашней прислуги? Речь не про меня, а про синьору Лавинию-Флору, которой папаша завещал приличное приданое, поэтому от женихов у нее отбоя не было. Даже синьор Бальтасар, которого в те времена еще никто не называл «мессиром», за ней ухаживал. Он специально купил особняк по соседству, только бы встречаться с ней вроде ненароком. Но семья уже сговорила девушку за синьора де Розелли, мужчину почтенных лет, хотя видного и богатого до неприличия. Все бы хорошо, только Лавиния — Флора уперлась. Не пойду, говорит, замуж, пойду в монастырь. Господь защитил мою жизнь от карающего грешников пламени, дабы я послужила его промыслу. Хочу, говорит, врачевать людские раны, и даже ногой топнула, — Синьора Косма приподняла край подола и показала, как именно топнула «нравная девица». — Когда родня устала ее отговаривать, Лавиния-Флора собрала вещи и поехала в ближайшую картезию, при которой имелся госпиталь. Приняла постриг и недавно стала аббатисой. Ее жениху, синьору де Розелли пришлось довольствоваться младшей из кузин. Проще говоря — жениться на нашей синьоре — ведь брачный договор между семействами уже был готов и служил к обоюдной пользе. Вот и вся история, синьор Буонарроти. Судите сами — плохая или хорошая.