Будут ли дети слушаться гувернантку? Она не пользуется у нихбольшим авторитетом.

Поглощенная своими невзгодами, она нажала на педаль стартера— безуспешно. Нажала еще раз — опять осечка.

— Я думаю, Герда, — сказал Джон, — что автомобиль пойдетлучше, если ты включишь зажигание.

— Ну и дура же я!

Она быстро взглянула на Джона, опасаясь, как бы ее глупостьне вызвала у него раздражения, и с большим облегчением убедилась, что онулыбается. Помилована. «В виде исключения, — подумала она: он так счастлив, чтоедет в „Долину“, что на мелочи не обращает внимания».

Машина тронулась с места, — может быть, излишне резко. Гердавернулась к недавнему разговору.

— Может быть, не надо было говорить при детях о своемотвращении к больным? Конечно, это была шутка, я понимаю, но дети, особенноТерри, понимают все так буквально.

— Наоборот, — возразил Джон. — Терри уже иногда реагируеткак надо. Не то что Зена. В каком возрасте женщины, наконец, перестаютжеманничать?

Герда тихо засмеялась, понимая, что Джон ее дразнит, ноосталась при своем мнении.

— Мне все-таки кажется, Джон, что детям следует понять, чтопрофессия врача требует преданности делу и самоотречения.

— О, господи! — простонал Джон.

В этот момент у Герды возникла очередная серьезная проблема.Они приближались к светофору, зеленый свет горел уже давно. Она была уверена,что сейчас зажжется красный свет, и притормозила. Сигнал оставался зеленым.Джон, решивший никогда не делать Герде замечаний по поводу методов вождениямашины, не смог удержаться и спросил, почему она тормозит.

Она нажала на акселератор, машина рванулась вперед иостановилась на середине перекрестка — заглох мотор. Загорелся красный свет.Машины, рванувшиеся на перекресток слева и справа, яростно сигналили.

— Ну, дорогая, хуже тебя водителя быть не может! Замечаниебыло сделано даже весело.

— Эти сигналы ужасны. Никак не угадаешь, когда ониизменятся.

Джон искоса взглянул на Герду. У нее был очень несчастныйвид. Он подумал, что вечно что-то ее мучает и что просто невозможно жить воттак, в постоянной тревоге. Впрочем, недостаток воображения помешал Джонупрочувствовать состояние жены.

Герда между тем вернулась к прежней теме.

— Я все время стараюсь убедить детей в том, что врачжертвует собой, чтобы облегчить страдания других. Его жизнь — подвиг! Я такгоржусь тобой, ты себя не щадишь, ты…

Он ее перебил:

— А тебе не приходит в голову мысль, что я люблю своюпрофессию? Что она доставляет мне радость? Что я вовсе не жертва? Что мне всеочень интересно?

Он задавал вопросы без надежды на ответ. Она никогда этогоне поймет! Он не говорил Герде о больнице для бедных, о мамаше Крэбтри, онапредставила бы его себе в виде ангела-благодетеля, склонившегося к скорбящимбеднякам. Она не может понять цели его научных исследований. Он пыталсярассказать ей о болезни Риджуэй, но ничего втолковать не смог. Врачи еще самитак мало знают об этой болезни! А вот Теренс, еще совсем ребенок, не осталсябезразличным к болезни Риджуэй. Джону понравилось, как сегодня, за столом,Теренс серьезно сказал, что не думает, что отец шутит, когда утверждает, чтобольные ему противны. Недавно Теренс разбил дорогой кувшин, когда пытался самприготовить нашатырный спирт. Смешной мальчишка, зачем ему нашатырный спирт. Авпрочем, сама затея неглупа.

Герда испытывала облегчение от того, что Джон молчит. Онавела машину гораздо лучше, когда с ней не разговаривали. Джон, погруженный всвои мысли, не обращал внимания на ее ошибки. Иногда она вполне приличнопереключала скорости, ко только не в присутствии мужа. Когда он был рядом, онапанически боялась что-то сделать не так, нервничала, и машина на этореагировала.

В общем, на этот раз все было не так уж плохо. Джон вышел иззадумчивости, когда машина поднялась на вершину высокого холма, где незадолгодо них проезжала Генриетта.

— Как хорошо! — воскликнул Джон. — Подумай, Герда, мы моглибы сейчас быть в Лондоне, а не тут! Мы бы пили чай в маленьком салоне, было бытемно и пришлось бы зажечь свет.

Герда мысленно представила себе свой, так ею любимыймаленький салон. Она его не увидит целых два дня в течение этого ужасногоуик-энда.

— Да, очень красиво, — героически произнесла она.

Машина спустилась с холма, цель приближалась. Герда была бысогласна много часов сидеть за рулем, пусть Джон делает ей замечания, лишь быподальше от ненавистной «Долины». Но чудо не свершилось. Приехали…

Герда сразу же заметила Генриетту, которая, сидя нанизенькой ограде, беседовала с Мидж и высоким худощавым мужчиной. Онапочувствовала некоторое облегчение: то, что здесь Генриетта, ее успокоило. Наее поддержку можно рассчитывать в трудных обстоятельствах.

Джон тоже был рад, что видит Генриетту. Ей очень шел простойкостюм из зеленого твида, он ей был гораздо больше к лицу, чем те платья,которые она носила в Лондоне.

Взглянув друг на друга, они обменялись понимающими улыбками.

У Джона не было желания заговорить с ней. Достаточно того,что она здесь.

Уик-энд без нее был бы пустым и тусклым.

Из дому вышла Люси Эндкателл, чтобы встретить гостей. СГердой она была гораздо любезнее, чем с другими.

— Как я рада вас видеть, дорогая Герда! Как давно мы с вамине виделись! Вас я тоже очень рада видеть, дорогой Джон!

Она как бы подчеркивала, что главное приглашенное лицо —Герда, а Джон только сопровождает жену. Эта чрезмерная любезность сделала своедело — Герда почувствовала себя неловко, еще не успев оставить руль.

— Вы знакомы с Эдвардом? — спросила Люси. — Это — ЭдвардЭндкателл!

Джон приветствовал Эдварда кивком.

С густыми светлыми волосами и яркими голубыми глазами, онбыл похож на викинга, высадившегося на завоеванную территорию. Все, заисключением Люси, ушли на второй план, в тень. Эдвард рядом с ним выгляделрасплывчатым и блеклым силуэтом.

Генриетта предложила Герде пойти с ней на огород.

— Люси, — сказала она по дороге, — предпочла бы показать вамсвой шикарный сад, но у меня слабость к огороду. Там спокойно, можно посидетьна рамах от парника или уединиться в теплице, если холодно, а иногда даже можнонайти что-то съедобное!

Они обнаружили только поздний зеленый горошек. Генриетте онпонравился, но Герду не соблазнил. Она была счастлива, что ее увели подальше отЛюси. Та сегодня казалась особенно опасной. Ободрившись, Герда охотно отвечалана вопросы, и ей уже начало казаться, что эти дни будут не такими страшными,как ей представлялось.