– Угу, я хорошо слышу. И вижу тоже.

Маленький колокольчик задребезжал в голове Венды.

– Ну конечно, – она пыталась не менять тон разговора. – Ты, например, знала, что меня спасет волк, правда?

Девочка покачала головой так, что ее огненные локоны затанцевали.

– Не-е-е-е, я только знала, что это сова напугала корову. Но если бы ты зашла, то… – Она внезапно замолчала, ее глаза стали большими, и она закрыла себе рот ладонями. Со страхом она смотрела на маму, задрав голову. – То есть… – начала она, заикаясь. – Я… я не знаю, не помню.

Венда подняла глаза и встретилась с напряженным, серьезным взглядом черных глаз Вильо.

– Конечно, ты помнишь, – обратилась она снова к перепуганному ребенку. – На лесной поляне ты говорила мне, что…

– Не помню, – повторила испуганно Огонек. – Я не должна помнить такого, правда, мама?

– Все хорошо, дорогая, – Вильо наклонилась и обняла девочку.

Венда минуту ждала, переводя взгляд с мамы на дочь.

– Вы знали, – наконец, произнесла она обвинительным тоном. – Тогда почему?..

– Извини, Венда, – прервала ее женщина, и было видно, что ей действительно жаль. – Давай зайдем в дом. Я не хочу тут разговаривать.

Девушка кивнула, и через минуту они сидели уже в избе на лаве, где она любовалась соломенными пауками, развешанными для защиты от злых духов. Вильо, безусловно, была очень искусна, и потому ее ставили в пример молодым замужним женщинам как трудолюбивую и находчивую жену.

Даже вид тщательно вымытого пола вызвал у Венды комплекс неполноценности, не говоря уже о запахе готовящейся похлебки, наполняющем избу, и нескольких глиняных вазах, стоящих на полках и собственноручно расписанных хозяйкой дома коричневыми головками камыша на зеленых стеблях.

Вильо присела на табуретку с другой стороны стола и посадила дочь себе на колени. У малышки было такое выражение лица, будто она готова заплакать.

– Вы притворялись там, на поляне, – начала Венда.

Вильо вздохнула.

– Да, но, пожалуйста, никому не рассказывай об этом, – она смотрела умоляюще. – Люди не должны узнать, что Огонек не такая, как другие дети. Не хочу, чтобы она закончила так же, как Оллен.

Венда на минуту задумалась.

– Естественно, я тоже не хочу, чтобы с вами что-то случилось. И я понимаю, что это был не первый раз.

– Нет, – ответила женщина. – Она пророчествовала и раньше, но об этом знала только я. Там, в лесу, это было впервые, когда слышал кто-то еще. Даже Костьян не знает. Стыдно признаться, но я боюсь, не отдаст ли он ее на суд деревни.

Они посмотрели друг другу в глаза.

Венде не нравился отец Огонька. И Вильо знала об этом.

– Что она предсказывала?

– Прошу, не спрашивай. Хватит, что я несу это бремя. Кроме того, то, что она говорит, запутанно и малопонятно.

– Конечно, – согласилась девушка. – Что думаете делать?

Вильо пожала плечами.

– Не знаю. Буду скрывать, сколько смогу. Через несколько недель она получит взрослое имя, а потом… сама не знаю, может, когда повзрослеет, станет достаточно сильной, чтобы противостоять деревне.

Венда помрачнела. Перед глазами встала сцена из прошлых лет. Ярт держал за руку перепуганного Имира. Его жена Сталла яростно и отчаянно кричала, колотя кулаками в дверь корчмы, где ее заперли. И маленький мальчик на дороге, с глазами, полными слез, в которого тыкали пальцами.

Она смотрела на грязное, но милое личико Огонька. У девочки был такой же проницательный и разумный взгляд, как у Оллена. Слишком разумный и слишком проницательный для пятилетки.

Она вздохнула.

– Никто не в состоянии противостоять деревне в одиночку, вы хорошо об этом знаете.

Она встала. Выходя, еще раз оглянулась и, к удивлению Вильо, добавила:

– Если вам нужна будет помощь, вы знаете, где меня искать.

* * *

Сразу за деревней невысокие курганы обозначали землю мертвых, а от леса святое место отделяла низкая каменная стена. Среди могил росли несколько деревьев, затеняющих кладбище и своим шумом успокаивающих мертвых. Большинство курганов, заросших мягкой травой, были такими старыми, что дождь и снег почти сровняли их с землей. Темнели лишь несколько курганов посвежее, и из них один особенно притягивал взгляд – могила молодого парня.

Мать Винне в тишине пересекла границу святой земли. Она хотела посадить немного цветов на могиле сына, чтобы скрасить ему таким образом вечный покой.

Внезапно она остановилась.

– Ради Эллениале! Род, береги меня от детей Велеса! – произнесла она на одном дыхании.

Она быстро развернулась, приподняла край платья и в панике кинулась бежать в сторону деревни.

В кургане Винне чернела огромная дыра.

* * *

Разговор не выходил из головы Ярта. С тех пор как Имир рассказал о возвращении Сталлы в компании с каким-то вооруженным мужчиной, ему удалось все разложить в голове и подготовиться к встрече с ней.

Он был зол и болен, и это способствовало резкому тону, которым он собирался приветствовать женщину, что появится вечером в корчме. Но он не предвидел только две вещи. Во-первых, того, что, увидев жену, он почувствует угрызения совести и боль воспоминаний. А во-вторых, Сталла вернулась не для того, чтобы умолять о прощении. И точно не у него.

Она пришла сама, без сопровождения. Вошла как всегда, как к себе домой, и, похоже, внезапно притихшие голоса ее не волновали. Напротив, она привыкла к тому, что ее появление вызывает легкий шум, свидетельствующий о восхищении, какое она вызывает у мужчин.

Она была красива.

Время, что прошло с их последней встречи, не смогло этого изменить. Ее взгляд, красота и чувственные движения ужалили в сердце и пробили брешь в линии защиты Ярта.

Сталла спокойно прошла к стойке, убрала со лба непослушную темную прядь, которая вылезла из-под красной повязки на лбу. Она смотрела ему в глаза без улыбки.

– Здравствуй, муж, – сказала она не слишком громко.

– Здравствуй, Сталла, – таким же холодным тоном ответил Ярт.

Было заметно, что присутствующие в зале ловят каждое слово и следят за каждым жестом. Они стали говорить еще тише.

– Имир сказал тебе, что я хочу тут поселиться, – сказала она прямо.

Он задумчиво кивнул.

– Это и твой дом тоже, – медленно произнес он.

– Я рада, что ты это понимаешь.

– Понимаю, – согласился он. – А твой… приятель будет жить вместе с тобой?

Температура в помещении ощутимо упала, когда он закончил фразу. Но этот холод был ничем по сравнению с морозом, который вернулся к нему с ответом: