Так и хочется пошутить, что он теперь посвящен в страусы. Может собой гордиться.

— Снял вначале пулеметчика, — продолжал между тем Тарик.

— И? — поторопила, когда он замолчал, всматриваясь в темноту за окном.

— Что «и»? Он быстро уложил всех остальных, иначе бы нас здесь не было, — начинает друг раздражаться моему допросу.

— Почему вас не было так долго? — события, пересказанные Тариком, не могли занять столько времени. Юрка не зря называл меня «дотошной».

— Потому что псих решил спрятать трупы так, чтобы их не нашли.

— Тарик, почему ты его психом называешь? — мне не нравится, что он оскорбляет Севера, но может, я чего-то не знаю?

— А ты знаешь хоть одного нормального, кто пойдет против четырех вооруженных до зубов моджахедов, один из которых сидит за пулеметом? Его даже пули боялись, ни одна не задела, — понижая голос. Лучше пусть называет Севера психом, чем шайтаном. Они тут верят в злых духов.

— Это все, Тарик? — поспешила перевести тему, пока не подумал о том же, о чем и я.

— Потом он машину от крови отмывал на озере. Топлива в баке почти не было, нашел в какой-то деревне бензин и выменял его с моей помощью на автомат. Заявил, что такому трусу, как я, оружие только мешает, — все это Тарик произносил быстро, не скрывая злости, обиды и раздражения.

— Почему он тебя трусом назвал? — я сама понимала, что увлеклась допросом, но мне не хотелось дальнейшего конфликта между мужчинами, от которых зависят наши жизни. — Он ведь не говорит на арабском?

— Я сам ему рассказал, что упомянул пленных, когда меня хотели расстрелять. За что и получил прикладом по голове, — указывает на арафатку, обмотанную вокруг головы.

— Это он тебя? — удивилась, но не посочувствовала.

— Я так и сказал.

— Их здесь нет, больше мы задерживаться не можем, — резко открывается дверь внедорожника. Вздрогнув от испуга, возвращаюсь на свое место. Едем в город…

Глава 18

Аврора

— Что рассказал Тарик? — потянувшись ко мне, негромко интересуется Владимир.

— Потом, — шепнула в ответ.

Машина громко гудит, но обсуждать Севера опасаюсь, он может услышать. Не хочу, чтобы он подумал, что мы обсуждаем его за спиной. Мне стоит переварить услышанное и решить, чем можно поделиться. Не хочу, чтобы Владимир подозревал Тарика в предательстве. Я зла на друга, но не желаю ему быть пристукнутым в тихой подворотне. А это может произойти, если гуманитарные организации и военные, сотрудничающие с нами, узнают, что он не умеет держать язык за зубами.

Наша короткая беседа не осталась незамеченной. Чувствую на себе взгляд Севера, кожа покрывается мурашками, и это никак не связано с прохладным воздухом, летящим мне в лицо через открытое окно. Пусть в темноте я не могу видеть лица полковника, но я знаю, что он следит за нами в зеркало заднего вида.

Едем долго. Практически в тишине, слушая лишь гул мотора. Багиров напряжен, и это чувствуется, все понимают, что в любой момент нас могут остановить или начать преследовать. Мы словно движемся над обрывом по тонкой леске, которая в любой момент может оборваться. Неприятное чувство. Юрка без сознания, как бы я ни прислушивалась, не слышала за все это время ни единого стона. Остается только молиться, чтобы он не умер.

Небо начинает светлеть, ранние рассветы в это время года играют против нас. Тарик с Севером переговариваются короткими фразами. Друг подсказывает, как лучше и безопаснее объехать тот или иной населенный пункт, миновать выставленные посты и укрепрайоны. Один раз останавливаемся, Север заливает канистру бензина, что стояла у ног Тарика. Еще один повод переживать — вдруг не хватит бензина? Эта машина наверняка много жрет.

Когда вдали открывается вид на город, Тарик произносит:

— Машину нужно спрятать, на ней мы не сможем проехать. Такой автомобиль обязательно проверят на постах.

— Где лучше ее спрятать? — сухо интересуется Север, не отвлекаясь от дороги. Хотя он просто о чем-то думает, ведь вокруг ни одной живой души, ни машины, ни столба, ни даже дерева, с которым можно было бы столкнуться.

— Впереди повернешь направо, — указывает Тарик дорогу. — Там деревня, сейчас в ней почти никто не живет, но есть несколько знакомых стариков, которые отказались покидать свои дома. Они нам помогут, — уверенно произнес друг. Я молилась, чтобы он не ошибся.

До деревни, которая находилась внизу склона, мы добрались быстро. Солнце, приветствуя новый день, уже взошло над горизонтом. Тарик не солгал, деревня выглядела заброшенной. Люди покинули свои дома.

— Здесь останови, — указал на некрашеный забор и покосившиеся невысокие ворота.

Мы сидели в машине и наблюдали, как Тарик здоровается со стариком, который, не страшась, показался из дома, как только мы остановились. Они о чем-то недолго переговаривались.

— Можно на несколько дней оставить машину в соседнем гараже, — открывая дверь, произнес друг. — Дом заброшен, там никто не живет. Моджахеды периодически наведываются в деревню, ищут, чем поживиться, лучше будет, если мы не станем подставлять жителей. Здесь через несколько домов есть оставленный старый автомобиль, если его завести, мы могли бы отвезти раненых в город, там у меня живет дядя, он поможет с врачом, — быстро тараторит Тарик, его акцент становится слишком заметен.

Следующий час уходит на то, чтобы спрятать военный внедорожник, найти в заброшенных домах старую мужскую одежду. Юрку помогает переодеть Север. Он стонет от боли, но я так рада этим стонам, что слезы тихо капают из глаз. Только бы успеть.

Север настолько крупный, что найти хоть что-то подходящее не удается. Единственное решение, которое приходит нам в голову, это спрятать его лицо под арафаткой.

Юрка опять отправляется в багажник, за руль садится Тарик, рядом с ним Владимир. После того, как он столько времени провел под палящим солнцем, его кожа выглядит темнее, чем у местных. В сирийской одежде он не должен вызвать подозрений. Север отправляется со мной назад, чтобы не привлекать своей внушительной тушей ненужное нам внимание. Город сейчас находится под контролем игиловцев, нам нужно в него попасть, чтобы спасти брата. Осталось только миновать посты…

Всю дорогу я молюсь, чтобы нас не остановили. У поста небольшая колонна, заглядывая внутрь, автоматчики задают вопросы, а потом пропускают местных жителей. Север съезжает чуть ниже на сиденье, чтобы казаться меньше.

«Пропустите… Только не останавливайте…», — повторяю про себя в тысячный раз. От страха ладони ледяные, а сердце готово выпрыгнуть из груди.

Тарик с ними о чем-то переговаривается, ведет себя уверенно, но, заглядывая к нам, они что-то подозревают,