chitay-knigi.com » Современная проза » XXS - Ким Каспари

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 57
Перейти на страницу:

Проскакав перед дверью еще час, мы поеха­ли к владельцу квартиры, чтобы взять второй ключ. Вся эта история была ужасно неприятна.

Конечно же, нам пришлось объяснять, почему мы хотим попасть в квартиру. Мы ничего не скрыва­ли, и хозяин наверняка дал бы нам ключ, но у не­го запасного ключа просто не было, и мы с отцом снова вернулись к маминому дому. У меня больше не осталось никаких надежд , отец уже не знал, что делать. Но когда он заорал, что у него есть запас­ной ключ и сейчас он сам откроет дверь, мы услы­шали голос мамы: «Сейчас, открываю!»

А потом она спустилась вниз и распахнула дверь. Мы с отцом уставились на нее, а мама про­должала разыгрывать спектакль. «Как у вас дела? Что-нибудь случилось?» Она на полном серьезе делала вид, что ничего не произошло. Она все время над нами издевалась. Издевалась вчера, сегодня утром у даже когда мы стояли на ее по­роге. Я должна быть честной. Я не радовалась, увидев ее; я была разочарована, что моя мать не придумала ничего лучше, чем издеваться над соб­ственной дочерью. Я была вне себя, но не дала ей это почувствовать. Когда мы с отцом сели в маши­ну и поехали домой, я поняла, сколько народу ви­дело в субботу наши фокусы со стремянкой. Все проезжавшие таращились с самым глупым видом. Наверняка они задавали себе вопрос, что там эти двое крутятся под окнами. Я даже знать не хочу, сколько знакомых проехало мимо за это время.

Это все, что касается исчезновения матери. Странное чувство — знать, что над тобой изде­вается твоя собственная мать, издевается без всякой причины и ты даже не понимаешь, поче­му она это делает, но точно знаешь, что она из­девается и ей на всё наплевать.

Завтра снова школа. Наверняка мне придет­ся написать кучу пропущенных работ. И я долж­на буду всем объяснять, почему я так долго была в «больнице».

Пятница, 14 июня 1996

Итак, первая школьная неделя позади. Все оказалось совсем не так плохо, как я думала. Весь мой класс был со мной ужасно мил, теперь с ни­ми даже лучше, чем раньше. Но случилось и нечто ужасное. Марко, парень из моего класса, мертв. Я до сих пор поверить не могу, но он действи­тельно умер. И никто не смог мне точно объяс­нить почему. Он был неделю в больнице в Д., — там, где и я успела побывать, — а потом у него на­чалось внутреннее кровотечение, и он умер. По­хоже, что и врачи что-то схалтурили. Я не очень общалась с Марко, но в прошлом году в мае мы с ним и несколькими одноклассниками были в Д. на весеннем празднике. Там Марко подарил мне бумажную бабочку. Бело-желтую капустницу, ко­торая начинала блестеть, если на нее попадало солнце. Откровенно говоря, эта бабочка с самого начала показалась мне отвратительной, сама не знаю, почему я ее не выбросила. А теперь она при­клеена рядом с сообщением о смерти Марко в мо­ем дневнике и блестит, если на нее падает солнце.

До сих пор мне везло. Никто из моих знакомых пока еще не умирал, кроме учительницы музы­ки фрау Густафсон и мамы Амелии. А теперь вот Марко. Фрау Густафсон была замечательной женщиной. Говорила на семи языках и постоянно рассказывала про троих своих друзей, в которых попала молния. Она была уже старая, но вели­колепно играла на пианино. Правда, с ней у меня связаны и неприятные воспоминания. Был обыч­ный четверг, это еще в те времена, когда я верила, что мир более или менее нормален и справедлив. Мне было лет девять, я сидела за старым роялем фрау Густафсон и как ненормальная колотила по клавишам. Я никогда не играла по нотам, я и про­читать-то их не могла, я всегда играла на слух. Это у меня получалось. Но фрау Густафсон не нрави­лось, что ее ученица не обращает внимания на ноты. Поэтому она села рядом и начала кричать: «Смотри в ноты, София!» При этом ошметок ее десны упал прямо на ноту соль. Но я не струсила и продолжала играть, от всей души надеясь, что в этом проклятом этюде больше ни разу не встре­тится нота соль. От страха, что мне придется по­пасть туда, я все время ошибалась, пока фрау Гу­стафсон наконец не надоело и она не сыграла еще раз сама. После этого кусочек десны исчез. Какое счастье!

В конце концов пожилая дама умерла, потому что ее собственная кошка прыгнула ей на спину, и она от неожиданности упала с лестницы. С тех пор я ни разу не прикасалась к пианино.

Воскресенье, 7 июля 1996

Я снова попала в больницу. Неделю назад по­ехала на Пикассо через рельсы, и в этот раз поезд появился. Когда я его заметила, было уже поздно. Он пронесся в паре метров от нас, как самолет по взлетной полосе.

Так как в тот день я не собиралась кататься дол­го, на Пикассо не было ни седла, ни уздечки. Когда вот так, без всего, скачешь по бескрайним полям, появляется замечательное ощущение свободы. Мне сразу же стало ясно, что Пикассо понесет. Поче­му — не знаю, но у меня есть свойство: в столь гнусных ситуациях я всегда сохраняю спокойствие. В панику впадаю только тогда, когда всё позади. Пикассо в полной истерике галопом понесся вверх по горе и там несколько раз встал на дыбы. Я ка­ким-то чудом удержалась на нем и все время шел- тала ему в ухо успокаивающие слова, пока он нако­нец не утих. Я чуть не разревелась от радости, ко­да Пикассо остановился и ласково слизнул у меня с руки угощение. Я обняла его за шею, и мы мед­ленно отправились обратно.

Сама я не помню, что произошло дальше, но потом мне рассказывали. Мы ехали мимо старой полосы для мотокросса. Я еще ни разу не видела, чтобы там кто-то катался. Но Рико, старший брат одного парня из моего класса, и его приятель Бернд в этот проклятый день устроили мотокросс. Их моторы взревели настолько неожиданно, что я не успела среагировать. Пикассо снова встал на дыбы, а я прямо затылком спикировала на гравий. Рико и Бернд тут же подбежали и хотели отнести меня на конюшню. Но я, видимо, была не в себе. Говорят, несла какую-то чушь и обязательно хоте­ла поймать Пикассо. А он при этом как прикован­ный стоял рядом.

Бернд сразу же на своем дурацком мотоцикле поехал на конюшню и позвонил моему отцу. Ри­ко положил меня на спину Пикассо и повез сле­дом. Отец перегрузил меня в машину и доставил в травму. Я все время твердила, что со мной все в порядке, только чуть-чуть болит голова. Но гла­за у меня налились кровью, а сама я лежала блед­ная как смерть. Самое неприятное началось, ко­гда мне пришлось описывать врачу обстоятель­ства несчастного случая. Я не могла ему сказать, где, когда и что случилось. Потом врач, высокий, бородатый доктор Ротшедль, позвонил Рико. Тот как очевидец все ему рассказал. В результате ме­ня отвезли в больницу в Д., в отделение скорой помощи. Там пришлось сначала минут сорок пять пролежать на топчане в коридоре. Дико болела голова, яркий свет резал глаза. Потом один из ты­сячи врачей отвез меня на рентген, где царила приятная темнота. Я все время пыталась что- нибудь вспомнить, но все еще не могла мыслить четко. Бросила взгляд в полуоткрытую дверь и страшно испугалась, когда прочитала табличку на двери напротив. Там было написано «Утили­зация», а так как я все еще не пришла в себя, то спросила первого же человека в белом халате, не собираются ли отправить меня туда. Тот хохотал до слез. Но в первую минуту я точно подумала, что за дверью утилизируют людей.

Потом мне сделали рентген черепа, чтобы убедиться, что у меня в мозгу нет гематомы.

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 57
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности