С матерью я не попрощалась. После тех изде­вательств я видела ее только один раз, в супер­маркете, где она покупала себе выпивку. Я сде­лала крюк, чтобы она меня не заметила.

Понедельник, 15 июля 1996

Великий день начала путешествия. Поездка в Мюнхенский аэропорт оказалась отвратительной. Мне было безумно худо, хотя я сидела впереди. Наконец мы приехали, забрали

свои визы и сдали горы багажа. А потом я целую вечность и даже больше сидела в огромном зале с моим не умеющим себя вести батюшкой, кото­рый снова перестал со мной разговаривать. Поня­тия не имею почему, наверное, я снова что-то сде­лала не так. В общем всё как всегда. Но он мог бы спокойно сказать, что у него за проблема, тогда бы я, по крайней мере, знала, в чем моя вина.

В двадцать часов тридцать минут нам велели по коридору пройти к самолету, нас обыскали. Как будто я, самый послушный на земле ребенок, взя- ла с собой автомат и собираюсь захватить Австра- JLUft лию. У отца тоже ничего не нашли. Этот чудо- компьютер — металлоискатель — конечно же не понял, что я взяла с собой немного травки. (Про запас! Я ведь не знаю, что там со мной будет.)

Когда мы попали в самолет, мне удалось мель­ком заглянуть в салон первого класса. Черт побе­ри, в это кресло влезет двое таких, как я! Но наши места, конечно же, были не в первом классе. Они оказались где-то в середине живота этой махи­ны, хорошо еще, что у окна. Рядом со мной сел жирный старик, от которого ужасно воняло.

Когда мы приземлились в Лондоне, уже стемне­ло. Грандиозная картина: город с тысячами огней с такой высоты! Внизу нас забрал красный автобус, который довез нас до «Боинга». Вот это монстр! Мест у окна нам не досталось, хорошо еще, что на

этот раз я устроилась с краю, и мне не пришлось вдыхать мерзкие запахи. Теперь рядом со мной си­дел только отец, от него хоть ничем не пахнет. А потом началась обычная трепотня. Как включать радио, как надевать спасательные жилеты и так да­лее. Сплошной отстой! Я устала как собака и хоте­ла только спать. Слава богу, здесь дают шерстяные одеяла и носки. Для такого фетишиста шерстяных одеял и носок, как я, это самый минимум!

Вторник, 16 июля 1996

Я проснулась, когда прошел слух, что на бор­ту покойник. Здорово! Как, почему и из-за чего, нам сообщить не удосужились. Мужчина из пер­вого класса. Ему и дорогой билет не помог.

Чтобы не выбрасывать труп в море, пришлось совершить внеплановую посадку в Калькутте. К со­жалению, нам не разрешили выйти, но я попыта­лась увидеть в окно как можно больше. Вид какой- то жалкий. Я заметила даже маленькие круглые хижины и множество пальм прямо в аэропорту. И еще увидела машину, в которую засовывали за­вернутый труп. Хорошо хоть я не видела его неза- вернугым. И все равно я побывала в Индии.

Я выяснила, что взлет гораздо приятнее, чем посадка. При посадке у меня буквально раска­лывается череп, дико болят уши, становится ху­до до безобразия.

Когда мы полетели дальше, нам подали самую отвратительную еду, которую мне когда-либо до­водилось пробовать. Я поела только для того, что­бы подольститься к отцу. А потом обзавелась опы­том насчет того, что в самолетном туалете очень неудобно вызывать у себя рвоту. Там узко, к тому же в тот самый момент, когда я засунула в рот пальцы, началась такая болтанка, что половина попала мимо. Вот противно! Больше всего меня шокировало, что то, что еще несколько минут на- Q4 зад называлось едой, но уже выпущенное обрат­но, имеет тот же самый вкус, что и раньше!

Еще через два часа мы снова приземлились, но на этот раз хоть по плану. Пока заправляли са­молет, мы с отцом бегали по аэропорту в Бангко­ке. Я казалась себе странным существом, потому что таиландцы таращились на меня так, будто я инопланетянин. Когда отец объяснил мне, что здесь все мужчины торгуют своими женщинами, мне стало так противно, что тут же захотелось об­ратно в самолет. Кто знает, что там на уме у этих таиландских торговцев женщинами! И самое главное — о каких сделках думает мой отец в данный момент?!

Остаток дня я проспала. Мое чувство време­ни настолько притупилось, что я, смотря в окно, не понимаю, утро сейчас или вечер.

Среда. 17 июля 1996

Поверить в это трудно, но возможно. Я все еще сижу в самолете, и постепенно мне начина­ет казаться, что я останусь тут навсегда.

Со мной ужасное происшествие. Я дико за­скучала и стала искать под сиденьем свою кни­гу, которая в последнюю болтанку вдруг начала вести себя абсолютно самостоятельно.

И тут у меня в руках оказалось что-то стран­ное, я ощупывала это до тех пор, пока оно не за­двигалось. Как я испугалась, когда до меня до­шло, что я все время трогаю палец ноги сидяще­го сзади человека. У меня вырвался тихий, но все-таки явственный крик. И это когда все спа­ли! С тех самых пор я не осмеливаюсь сходить в туалет, потому что для этого мне придется обернуться и пройти мимо владельца ног. Какой позор!

Прежде чем мы приземлились в Сиднее, я успе­ла рассмотреть сверху знаменитый оперный театр. Собственно говоря, театр меня нисколько не ин­тересует, но он так красиво стоит у самой воды! Сверху он показался пестрым. В Сиднее вышло много народу, и я пробралась к окну.

От Австралии я и на самом деле ошалела. В самолете провели дезинфекцию, как будто у нас у всех какая-то зараза. А ведь мы просто

безобидные иностранцы. Но тем не менее сна­чала передали объявление, что мы должны за­крыть лицо руками, а потом стюардессы прошли по рядам со спреем и всех нас обрызгали.

Четверг, 18 июля 1996

Мы добрались только до Брисбана; Приятель папы Лоренц встретил нас в аэропорту, и мы по­ехали в Ти-Три-Хилл, в захолустье, где он живет. Меня поразила природа. До сих пор у меня и ■L UO в мыслях не было, что пара жалких деревьев и огромные поля, широкий простор и погода могут произвести колоссальное впечатление.

В Т-Т-Хилле я познакомилась с экс-женой Ло­ренца. Она ужасно милая. Позже пришли его сыно­вья и дочери. Рикки уже двадцать пять, у него трое детей, от одного из которых он отказывается и сво­им не признает. Нэнси на год младше, она замужем за мясником из Нового Южного Уэльса. У нее четы­рехлетняя дочь, с которой мы уже знакомились. Джу­ди — первый ребенок, который кажется мне сим­патичным. Это вам не капризный, упрямый немец­кий ребенок из пригорода, это маленькая, дикая сельская мышка. Мне нравится пробовать на ней свой школьный английский язык. Все остальные могут сказать пару слов по-немецки.

Самый классный — это Брайен. С ним мы сра­зу друг друга поняли. Да еще как! Он мне расска­зал, что развел за домом своей матери марихуа­ну. Я была в шоке, решив, что это добром не кон­чится. Но он абсолютно спокойно заявил, что она в курсе и не имеет ничего против. Австралийцы относятся к таким вещам гораздо равнодушнее. У машины Брайена только лобовое стекло, заднее и одно боковое. Остальные три отсутствуют. Кро­ме того, рычажок для открывания окна залеплен скотчем, а заднее сиденье раскурочено. Не знаю, бывает ли в Австралии техосмотр. _