– Ты понеси, черный зверь медведь, в темные леса, в глухие болота, чтоб там жили, вовек не воротились…

Придя назад в девичью избу, Витислава улеглась, но до самого утра почти не спала. Три бессонные ночи за ворожбой, понимание того, что завтра все изменится, так ее растревожили, что сон не шел. Каждое мгновение казалось длинным, а ночь – бесконечной. Радонега твердила, что она, Витяна, должна сделать для Свена невидимую защиту. Но хорошо ли у нее вышло? Что будет, если его настигнут все эти злыдни и беды? Как там было: колдун и колдунья, ведун и ведунья, злые бабы чудские, лихие девки мерьские… Черный зверь медведь! Витислава снова вздрогнула. Ей представлялся Свен, с мечом выходящий против огромного черного медведя, величиной с избу, и становилось страшно, и хотелось помочь – но как? Не так чтобы она привязалась к мужу – за эти месяцы он стал ей привычнее, но не стал ближе. Однако Свен привез ее сюда, с ним она была знакома дольше всех прочих, и Радонега учила ее смотреть на него как на свою судьбу. Случись с ним беда – она останется вовсе без судьбы…

Потом кто-то тронул ее за плечо. Над ней склонилась Лучинка:

– Ступай, госпожа в ту избу зовет.

В ту избу – это значит, в хозяйскую. Быстро умывшись и одевшись, Витяна дала служанкам замотать и заколоть на ней покрывало, накинула кожух на белке – новый ей обещали, но еще не приготовили, – и перебежала в большую избу. За пазухой у Витяны лежал завернутый в платок красный шерстяной плетежок – ее рукоделие с трех ночей в бане.

Снаружи было еще совсем темно, однако утро наступило. Шел крупный снег, покрывая свежие отпечатки ног. Ворота стояли открытыми, отроки переносили на плечах из клети какие-то мешки, тиун отдавал распоряжения.

В большой избе уже все встали, две служанки собирали завтрак, на столе теснились блюда, горшки и миски.

– А вот и жена твоя! – Радонега кивнула Свену. – Вставай!

– Будь жива! – Свен шагнул навстречу Витяне и улыбнулся.

– Будь жив, господин! – шепнула она и вопросительно взглянула на Радонегу.

Та сделала сыну какой-то знак. Свен, сдерживая ухмылку – дело-то важное! – расстегнул узкий кожаный пояс с литой бронзовой пряжкой и задрал подол сорочки, так что стал виден верхний край портов, где гашник. Радонега показала Витяне: приступай.

Слегка дрожащими руками Витяна вынула из-за пазухи плетежок, развернула, опоясала им Свена, едва сумев обхватить его стан, и зашептала себе под нос, как учили:

– Огораживаю я мужа моего, Свенельда, Альмундова сына, оградой крепкой от земли до неба, с закатной стороны на подвосточную…

Иногда она сбивалась, останавливалась, вспоминая, что там дальше, но никто в избе не шевелился; даже дыхание все затаили, невольно вслушиваясь в шепот и не разбирая ни слова.

Добравшись до черного медведя, Витислава ему почти обрадовалась, как знакомому. В темные леса… в глухие болота… слово мое крепко, вовек нерушимо… Все!

Завязав плетежок на три узла, Витяна попятилась, Свен опустил подол сорочки и снова подпоясался верхним поясом. А тот, заговоренный, он теперь не снимет до самого возвращения домой, даже мыться будет с ним.

– Ну вот! – сказал Годред. – Теперь если кто скажет, что от твоей жены нет пользы…

– Я ему в морду дам! – перебил Свен, обернувшись к нему. – Отвешу хорошего такого, запоминающегося леща! Она – внучка князей и правнучка богов, как и мы. У нее тоже есть княжеская удача. И то, что она – моя, увеличивает мою удачу. Сказать, что от этого нет пользы, может только недоумок.

– Будь она еще немного поменьше, ты мог бы посадить ее в мешочек и носить за пазухой! – с мнимым миролюбием заявил Годред. – Был бы оберег всем на зависть.

– Напрасно ты все же остаешься дома! – с сожалением ответил ему Свен. – Мог бы пойти с нами и отыскать себе жену ростом с бортевую сосну! Вот такая была бы тебе под стать, и ты наконец-то перестал бы мне завидовать!

– Сейчас я для кого-то найду хорошего леща…

– Уймитесь, вы! – строго сказала Радонега. – Оба давно уже зрелые мужи, а бранитесь, как отроки!

– Была бы у него настоящая жена, – обратился к матери Годред, – я бы сам пошел за данью, а ему дал бы побыть с ней дома! Но коли он привез не столько себе жену, сколько тебе дочку, – он смерил взглядом молчаливо стоящую Витиславу, – то лучше ему заняться делом, а она, глядишь, тем временем и подрастет!

– Была бы дочка добрая да разумная, вот как Витяша, я бы всякой обрадовалась, – миролюбиво произнесла Радонега, приобнимая девочку, у которой от обиды слезы появились на глазах. – А рост – дело наживное, какие ее годы?

– Надеюсь, ростом с Годо она все же не будет… – проворчал Свен.

Пока позавтракали, рассвело, Свену и Велераду пришла пора трогаться в путь. Обоз собрался, лошадей запрягли, товары погрузили. С родичами отъезжающие простились в избе – оба брата обняли отца, мать, Годреда и Витиславу. Свен легонько поцеловал ее в щеку, и она вздрогнула – до этого он так же поцеловал ее только на свадьбе. Не так чтобы ей было неприятно, лишь слегка неловко: подходя к нему так близко, она яснее ощущала, как он непохож на нее, как от нее далек. И не верилось, что когда-нибудь это изменится. Ведь после свадьбы она уже сама себя считала взрослой женщиной и не могла представить, что со временем сделается еще взрослее, станет истинной ровней для этого рослого мужчины с уверенными ухватками.

На внешнем причале обождали среди толпы, пока появились Олав с семейством, чтобы еще раз пожелать своим людям удачи. Даже Ульвхильд благосклонно кивнула Свену и Велераду.

– Выберите для нас самых лучших куниц и бобров, – величаво пожелала она.

Обоз тронулся по дороге к реке Мсте, где начинался путь через подвластные Хольмгарду земли, лежащие на юго-востоке.

Радонега приобняла Витиславу за плечи. Та невольно вздохнула. Свен, будучи дома, не так уж часто ее замечал, но без него сразу стало как-то пусто. А из двоих других деверей лучше бы Велерад остался дома – он всегда был с ней приветлив. А не этот противный Годо, что смотрит на нее, будто на мышь, застигнутую посреди стола.

– Да будет с тобой хамингья… – прошептала Витислава, глядя вслед саням и уже не различая Свена, верхом ехавшего где-то впереди.

Ей виделась белая женщина, неслышно следующая за Свеном. Раз он отправился искать славного дела, она же должна идти за ним?

И черный медведь…

– Ничего, – сказала Радонега, тоже вздыхая. – Придет весна, они и воротятся.

Сейчас, на самой верхушке зимы, казалось, что до весны еще лет десять…

* * *

В Хольмгарде справили уже и «старый йоль», в этот раз отстоявший от «нового йоля» на месяц с лишним, когда явился гонец из Взвада – заставы на устье Ловати, впадающей в Ильмень-озеро с юга. Сообщили, что к Олаву едут посланцы из Киева. Весть эта взволновала весь дом: за ней неизбежно должно было последовать нечто важное. С людьми Хельги Хитрого – славяне произносили его имя как Олег и с недавних пор почтительно именовали Вещим – северные русы каждый год встречались на Десне, где ранним летом собирался ежегодный обоз для путешествия в Саркел, так что обычные киевские новости здесь знали. Посольство от Хельги означало нечто такое, что способно переменить весь порядок и уклад или подтолкнуть значительные события.