– Тогда дела и впрямь складываются удивительно удачно! – согласился Олав.

Это было не иначе как чудо: в походе на Ширван сошлись выгоды русов севера и юга, хазар и греков, то есть людей, которые ни в чем ином не могли сойтись.

– Если это придется по душе тебе и твоим людям, – воодушевленно продолжал Карл, видя, что речи его нравятся и дело движется к успеху, – то у Хельги будет и другая просьба. Ожидая греческих послов, он не может сам покинуть Киев на лето. Он мог бы поставить во главе войска кого-то из достойных мужей – в таких у нас нет недостатка. Но к чему другие, когда у Хельги сын уже мужчина? Грим, иначе Бранеслав, уже довольно взрослый, чтобы отправиться в дальний поход и испытать свою удачу. Пора ему показать людям, чего он стоит и что за человек будущий киевский князь!

Грим выпрямился под сотнями взглядов, обрушившихся на него, будто ливень. Его сведенные брови разгладились, лицо вспыхнуло, зеленовато-серые глаза засверкали, как звезды. Кровь бросилась ему в лицо, уши загорелись от внезапного волнения. О чем-то подобном он давно мечтал, как и всякий сын знатного человека: ведь он был рожден и воспитан, чтобы возглавлять войска в походах за добычей и славой. Ради этого Карл пять лет назад привез и вручил ему меч, ради этого Равн, один из доверенных людей Хельги, уже пять лет обучал его владеть оружием. Так неужели его час настал, и отныне не он будет завидовать сыновьям Альмунда, а они – ему?

– Кто бы спорил, Гриму пора испытать свой меч и свою удачу в деле! – согласилась Сванхейд. – Но как же будет с нашим обычаем обмена… Хельги пришлет нам другого сына? У него ведь есть еще один?

В Хольмгарде знали, что боги послали Хельги четверых сыновей. Двое старших, от первой жены, уже были при нем, когда он явился из-за моря. Из них старший, Асмунд, погиб много лет назад в Северянской земле. Второй, Ингъяльд, не вернулся из похода на греков. Теперь, кроме Грима, оставался только Рагнар, едва успевший получить меч.

– Князь согласен прислать младшего своего сына, Рагнара, если вы будете на этом настаивать. Но у него есть предложение получше, – со значительным видом промолвил Карл и примолк, дожидаясь, пока все внимание снова сосредоточится на нем. – Князь мой Хельги поручил мне попросить у тебя, Олав, согласия на брак между его сыном Гримом-Бранеславом и твоей дочерью Ульвхильд.

По гриднице пролетел общий вздох волнения. Удивляться было нечему – подобный союз сам собой напрашивался, и нельзя исключить, что оба конунга думали о нем и раньше. Но вслух об этом было упомянуто впервые только сейчас, теперь это было не праздное мечтание, а замысел, близкий к осуществлению.

Витислава, сидевшая между Альмундом и Радонегой, вскрикнула и захлопала в ладоши. Личико ее просияло от восторга: ее подруга вот-вот тоже станет замужней! Кое-кто засмеялся, все заговорили разом.

Ульвхильд, не знавшая об этом замысле заранее, вспыхнула и выпрямилась; от накатившего волнения ее будто огнем охватило. Уже лет пять она ждала, что в Хольмгард явится какое-нибудь посольство, чтобы ее посватать, и вот сватом оказался ее собственный дед!

– Этот брак сделает тебя, Олав, и Хельги одной семьей, – продолжал Карл. – Когда придет время, твоя дочь станет княгиней в Киеве. Я только порадуюсь, увидев на киевском столе единственную дочь моей дочери Гейрхильд, и уверен, она на этом месте покажет себя лучше, чем любая другая дева на свете. Что ты скажешь об этом?

– Я вижу в таком браке немало преимуществ, – неспешно выговорил Олав. – Хотя бы то, что моему брату Ветурлиди не придется снаряжаться в дальний путь с женой и детьми…

За столами слегка засмеялись, а Ветурлиди выпучил глаза и опустил скобкой углы рта в темной бороде, негустой, но весьма длинной.

– Нам следует обсудить эту женитьбу как следует, – продолжал Олав. – Что ты думаешь об этом, госпожа? – обратился он к Сванхейд.

– Всякому видно, что твоя дочь и сын Хельги по всему ровня и подходят друг другу, – Сванхейд кивнула. – В таких случаях брак бывает удачным.

– А ты что скажешь, Ульвхильд? Нравится тебе такой жених?

Ульвхильд, с пылающим лицом, набрала в грудь воздуха, но не смогла сразу ответить. Чувства ее были в смятении. Ей предлагали княжий стол – именно то, чего она ждала, – но почему-то раньше ей не приходило в голову взглянуть на Грима как на того самого жениха. Наверное, потому, что «тот самый жених» в девичьем воображении приезжает из-за моря, а Грим с трехлетнего возраста жил и рос в доме ее отца. Если бы, скажем, Свенельд из Хедебю или Ингемунд из Уппсалы привезли ей сватовство тамошних конунгов, она удивилась бы меньше.

– Я надеюсь, ты хорошо обдумаешь это дело, конунг, – с трудом выговорила она, видя, что вся гридница ждет ее ответа. – И решишь, как для нас всех будет лучше. Я думаю, мой дед… не предложил бы мне чего-то неподобающего.

Только теперь, обойдя небо и землю, ее взор окольным путем добрался и до Грима. За всю жизнь свою она как будто впервые увидела его по-настоящему. Красотой он не поражал – продолговатое лицо, крупный выступающий нос, – но и не урод, и к тому же будет князем киевским.

– Ульвхильд молода, но не слишком, – продолжал Карл, а потом с улыбкой взглянул на Витиславу. – Бывали невесты и помоложе. Если будет на то твоя воля, Олав конунг, то мы могли бы сейчас объявить обручение, а свадьбу назначить на конец зимы, чтобы к началу похода Грим уже был твоим зятем. Ты что скажешь, Грим?

Новоявленный жених сидел с довольно замкнутым видом, не выражая ни одобрения, ни недовольства. Не то чтобы он имел что-то против Ульвхильд или женитьбы вообще… Но ему тоже требовалось время привыкнуть к мысли, что незнакомый отец в Киеве уже решил его судьбу.

Новости вызвали много разговоров, в том числе и в княжеской семье.

– Ты ведь не знаешь, сколько времени продлится этот поход! – говорила Сванхейд Олаву, когда после пира они удалились в шомнушу. – До Хазарского моря одной дороги месяца три, ведь так? До зимы они не вернутся, за лето войску хватит времени только на дорогу. Значит, они будут зимовать за морем. А может, и не один раз! Зачем девушке становиться женой, чтобы тут же остаться в одиночестве на год, на два, на три! Не лучше ли обручить их и отложить свадьбу до возвращения?

– Но Карл ясно сказал: Хельги хочет, чтобы свадьба была справлена до похода.

– Мало ли кто чего хочет? Ты ему не подвластен! – Сванхейд никогда не видела Хельги киевского и отчасти ревновала к тому уважению, которое к нему питали и кияне, и даже ее муж. – Мы легко можем сказать, что, мол, Грим пока ничего не сделал для своей славы, хоть и не по своей вине, и пусть Ульвхильд будет помолвлена три зимы. Через три зимы ей будет всего шестнадцать. Как знать, может, Грим у сарацин найдет себе другую жену. А уж наложниц наберет десятка два! – подумав, добавила она.

– Если я отпущу Грима, то должен точно знать, что он связан с нами родством. А если я откажусь его отпустить, то Хельги может не пропустить нас через свои земли.

– Это жестоко – выдать девушку замуж и тут же разлучить с мужем на три года! Я больше забочусь о счастье твоей дочери, чем ты сам! Подожди хотя бы, пока вот этот житель выйдет на свет! – Сванхейд показала на свой объемистый живот. – Я молю дис о помощи, но если… Ведь если с тобой что-то случится, пока у тебя не будет другого сына, то Грим сможет притязать на Хольмгард как на наследство жены!