— Ответного комплимента мне не видать, да?

— Комплимента?

Вот наглец!

— Ну, что-нибудь в духе: "Я тоже не ожидала, что ты умеешь ценить такие вещи".

— Вы большой молодец, со всем справляетесь сами — даже с комплиментами себе.

— Язва! — воскликнул он восхищённо и засмеялся.

— Рада, что смогла вас повеселить.

— На самом деле, это не такая уж незначительная заслуга. Мало, кто мне язвит. В основном все льстят и подстраиваются.

— И вам это нравится.

— Почему ты так думаешь?

— Иначе вы бы это прекратили.

— Да как? Это же они…

— Очень просто! Объяснить на словах, а если не помогает, поссориться. Может быть, даже тряхнуть за грудки. Ну, друзей мужского пола, я имею в виду.

— Ты серьёзно?

— Конечно! Я бы не выдержала, если бы все мои друзья были неискренни со мной.

Ярослав Дмитриевич задумался на несколько секунд.

— Да, может быть, ты права. Ну, они не то чтобы врут в лицо, но заметно сглаживают — это бесит иногда…

Я понимающе покачала головой.

— Остановите здесь, пожалуйста.

— Почему? До общаги ещё два квартала.

— Не хочу, чтобы кто-то из знакомых увидел… Будут расспрашивать, распускать нелепые сплетни…

Ярослав Дмитриевич притормозил, но покачал головой:

— Блин, я не понимаю, ну хоть убей! Ну ладно, я сам тебе не нравлюсь, но прослыть моей девушкой — разве это не круто?

Глаза закатились сами собой:

— Я не тщеславна.

— Ты хочешь быть незаметной, — извратил он мои слова. — Боишься людей?

— Что за глупости!

Тоже мне, психолог выискался…

— Сама посмотри, только с детьми общаешься. А всех остальных избегаешь.

— Потрясающие выводы, для знакомства без году неделя!

— Смотри, злишься — верный знак, что я прав.

— А вы радуетесь, когда чужой человек вам диагнозы ставит без просьб с вашей стороны?

— Ладно, не обижайся, я просто хотел в гости напроситься…

— Поздно уже для гостей.

— Ага! Тогда я утром заеду!

Вот приставала… Типа, поймал. Сейчас я его осажу… Он ведь по-любому до обеда спит.

— Хорошо, приезжайте в семь. У меня в это время завтрак, а потом я на работу еду, к Вене.

— Замётано! — молодой человек скалился так счастливо, что у меня в животе похолодело: а вдруг и впрямь приедет?!

— Вообще-то я пошутила!

— Я понял. Но сказанного не воротишь.

— Вы же понимаете, что в 7 меня уже не будет?

— А то! Не волнуйся, папкины охранники тебя всю ночь караулить будут.

О, Боже! Идиот, маньяк, прилипала…

— Я… я… к подружке пойду ночевать! — на глаза навернулись дурацкие слёзы.

— Насть… — Ярослав Дмитриевич взял меня за руку — так мягко, бережно. — Да не бойся ты, конечно, я шучу… Какие, к чёрту, охранники? Думаешь, он мне командовать своими людьми позволяет?

Молодой человек говорил негромко, почти ласково, но мне от этого ещё сильнее хотелось бежать. Я высвободила руку и задёргала дверь — не открывается. Ярослав щёлкнул замками — и она поддалась. Я тут же попыталась выскочить наружу, но запуталась в ремне безопасности, и пока распутывалась, водитель тоже вышел. Обогнул машину, встал рядом, отрезая путь к бегству:

— Ты сердишься? Не сердись, пожалуйста. Я правда не хотел тебя пугать!

Мне бы ответить, сказать бы, что нет, не сержусь, и вообще, отстаньте от меня, но дурацкие слёзы встали комом в горле и мешали говорить. Я попыталась прорваться и уйти, но Ярослав вдруг обхватил меня своими большими руками — не грубо, а так, будто обнять хотел — и забормотал совсем уж просительным тоном:

— Ну прости, Насть! Я просто играл с тобой… согласен, дурацкая игра… я больше не буду, обещаю! И завтра не приду утром, и не буду ночью караулить. Увидимся в детдоме в три, как обычно, да?

Я кивнула, потому что дар речи не только не вернулся, но, кажется, сбежал ещё дальше от этих трепетных объятий. А мажору этому несносному и того было мало — он вдруг наклонился и чмокнул меня в щёку. Нахал! Я еле удержалась, чтобы не влепить ему пощёчину. Нет, грех был, пожалуй, маловат для пощёчины, хотя так тоже нельзя — без спроса… в общем, просто оттолкнула его и пошла прочь всё так же молча, совершенно растерянная и смущённая.

Ярослав

Я не собирался нарушать данное Насте слово, честно. Потому что и её не хочу напрягать, и самому мне хочется быть хорошим рядом с ней — вот так странно она на меня действует.

И чтобы сдержать слово, я отправился в самое привычное для себя вечером место — бар. Позвонил друзьям, позвал с собой, накатили для начала пива, а потом Русу пришла гениальная идея спросить про мою отработку — и тут меня прорвало. Я принялся во всех подробностях описывать друзьям, какие дети в приюте и как они там живут, какая разруха царит в этом заведении и что за люди работают… и вижу по лицам приятелей, что им — ну вот ни шиша не интересно всё это выслушивать. Но они старательно держат внимательную мину, лишь изредка кривясь и бросая по сторонам скучающие взгляды.

— Вам похрен, да? — спросил я без всяких эмоций.

— Да нет, бро, всё норм! — заверил Рус.

— Чё ты заливаешь? Я же вижу…

— Чувак, да брось, это важно… — сказал так, что и дурак бы понял: врёт.

Я молча смотрел на них секунд десять, понимая, что статус моего отца для них важнее, чем мои качества как человека и товарища. А потом Тим как бы нехотя подтвердил:

— Ну, вообще-то, про детдом — да, не особо зачётно…

— Так имейте смелость сказать открыто! — потребовал я, начиная злиться. — Уже бы полчаса как не слушали эту мутоту!

— Для тебя же это важно… — растерянно пробормотал Рус.

— Ну и что? Вам когда Ромка начинает про свой экстрим-самокат рассказывать, вы его быстро затыкаете!

— Так то Ромка…

— А я не заслужил честности?

— Блин, Яр, ты извини, но ты совсем зажрался! — возмутился Тим. — Мы и так уже охренели тебе угождать…

— Да не надо мне угождать! Говорите как есть…

— Чего это вдруг? — нахмурился Рус.

— Хочу знать правду, как вы ко мне относитесь.

— Ты свой чувак и классный парень! — ненатурально заявил Дем.

Мне стало тошно, захотелось на свежий воздух. Я вышел покурить, Рус увязался за мной.