Выплавку меди из окислов первыми в западном полушарии открыли не позже середины II тыс. до н.э. индейцы горной Боливии или севера Чили. Тогда же или несколько раньше здесь появилось и золото. В конце II тыс. до н.э. металлургия стала известна на севере Перу. Сосуды и украшения из золота и серебра, найденные в датируемых первой половиной I тыс. до н.э. погребениях северного побережья, свидетельствуют о превосходном владении техникой обработки драгоценных металлов.

Последний заметный сдвиг в совершенствовании технологии приходится в древнем Перу на конец I тыс. н.э. Он ознаменован прежде всего прогрессом металлургии. На северном побережье осваивают выплавку меди из серосодержащих руд, что позволяет отныне неограниченно расширять производство этого металла. Бронзу (мышьяковистую на побережье и оловянистую в горах) используют теперь для изготовления любых орудий. Сплав меди с оловом был уже хорошо знаком создателям культуры тиауанако – они, скорее всего, и открыли эту технологию в середине I тыс. н.э. Железа обитатели Нового Света в доколумбовый период своей истории не умели, как известно, ни добывать, ни обрабатывать.

С IX—X веков н.э. на побережье Перу начинается прокладка более крупных, чем ранее, магистральных каналов, соединивших оросительные системы отдельных долин.

Достижения древних перуанцев в области сельского хозяйства и ремесла по достоинству оцениваются лишь на фоне того, что происходило в других областях Нового Света. Народы Центральных Анд не только опередили в развитии индейцев востока Южной Америки, но и имели важные преимущества по сравнению с народами Мексики – Гватемалы. Большим тормозом в развитии Мезоамерики стало отсутствие надежных источников белковой пищи. Даже если бы ацтеки и майя путем селекции вывели сорта кукурузы, вдвое урожайнее тех, которые они выращивали в XVI веке, им вряд ли бы удалось добиться пропорционального роста населения, оставаясь зависимыми от результатов охоты на кроликов и оленей. Употребление в пищу богатых белком водорослей или птицеводство не могли решительно поправить дело. Многие исследователи считают одной из причин запустения многих городов майя в конце I тыс. н.э. хронический дефицит белкового питания в условиях перенаселенности.

В Древнем Перу проблема сбалансированного питания не стояла. К приходу испанцев как скотоводство, так и морское рыболовство процветали, вполне обеспечивая полноценными белками те восемь-десять миллионов человек, которые, по достаточно осторожным оценкам, жили в пределах инкской империи.

Что касается развития ремесла, то в этой области Мезоамерика не уступала, на первый взгляд, Андам. Те, кто видел фотографии ольмекских статуэток из нефрита, золотых украшений миштеков или фантастических фигурных кремней майя, по праву восхищаются этими произведениями искусства. Однако нас в данном случае интересуют не уникальные достижения, а массовое производство. И здесь при сравнении доиспанских культур Мексики и Перу нам придется сопоставлять каменный век с бронзовым. Обитателей Мезоамерики эквадорские торговцы познакомили с обработкой меди, золота и серебра лишь в IX веке н.э., а в повседневной жизни металл в Гватемале и Мексике оставался редок до самой конкисты. Применение медных и бронзовых орудий в сельском хозяйстве Мезоамерики не сулило существенных выгод, а лишь оно одно могло дать резкий толчок развитию новой отрасли ремесла.

В Перу же, по крайней мере на побережье, бронзовые землеобрабатывающие орудия к началу нашего тысячелетия получили распространение. Даже если такие орудия использовались главным образом в ритуалах, ими, судя по большому числу дошедших до нас экземпляров, могли владеть не только верховные жрецы.

Обладание богатыми источниками энергии приносит мало пользы, если ресурсы расходуются неэкономно Недостаточно произвести ценности – их надо сохранить и доставить до потребителя. В Центральных Андах, как и повсюду, огромное значение имело умение заготовить продукты впрок и перевезти их на значительные расстояния. Для зернобобовых культур проблема хранения урожая решалась просто, особенно в условиях сухого климата перуанского побережья. Так, исследованное Д. Бонавия хранилище кукурузы в пустынной местности Лос-Гавиланес в долине Уармей к северу от Лимы состояло из обычных ям, засыпанных сверху песком. Его общая вместимость оценивается в пределах 450-700 тонн кукурузы. Результаты радиоуглеродных анализов и отсутствие керамики позволяют датировать хранилище временем не позднее рубежа III и II тыс. до н.э. Правда, сами початки подозрительно велики и выглядели бы естественнее в слоях начала I тыс. до н.э.

Известные перуанцам тропические клубнеплоды хранению не подлежали, но из картофеля путем вымачивания и вымораживания готовили сухой крахмал (чуньо). Заготавливали впрок и мясо, называвшееся в сушеном виде «чарки».

Продукты перевозили на ламах. Уже в Лос-Гавиланес обнаружен помет этих животных. Очевидно, что без помощи вьючных лам доставить урожай в отдаленное от полей хранилище было бы затруднительно. Постепенно объем перевозок увеличивался. Маленькое, но ценное за отсутствием письменных свидетельств указание на прогресс скотоводства дают древние изображения. Судя по ним, с III-IV веков н.э. погонщики лам стали пользоваться довольно сложной упряжью, тогда как раньше уздечку протягивали сквозь ухо животного. Большие коррали для лам, скорее всего, караванные терминалы, выявлены при раскопках городищ позднего этапа культуры мочика на северном побережье. По-видимому, не позже середины I тыс. н.э. в Андах сложилась сеть магистральных путей, по которым перегоняли караваны из многих сотен лам-самцов.

Морские пути сообщения не имели в Центральных Андах того же значения, что караванные тропы, однако с их помощью поддерживались немаловажные контакты с Эквадором. Косвенные указания на прогресс мореплавания относятся к последней четверти I тыс. н.э. Похоже, что именно тогда перуанцы познакомились с бальсовыми плотами, о которых многие, конечно, наслышаны благодаря Туру Хейердалу и его плаванию на «Кон-Тики». Остатков самих плотов или их изображений обнаружить не удалось, но в одном из храмов северного побережья Перу найдены основания бальсовых колонн, которые не могли быть доставлены из Эквадора иначе как морем. К концу I тыс. н.э. складывается та система эквадоро-перуанских культурно-экономических связей, которая в XVI веке поддерживалась торговцами, плававшими под парусом на плотах. В далекие путешествия по океанским просторам индейцы, однако, не решались пускаться. Даже найденная на Галапагосах якобы древнеперуанская керамика признана специалистами относящейся к колониальному времени. Доказательства же плаваний индейцев к острову Пасхи, по мнению большинства исследователей, и вовсе неубедительны. Как далеко эквадорские моряки плавали в северном направлении и достигали ли они западной Мексики – этот вопрос до сих пор открыт. Параллели в культуре Мексики и эквадорского побережья как будто свидетельствуют о древних контактах, но несомненных импортов из андской области в Мексике все же не найдено.

В отличие от морской акватории порожистые и бурные реки Боливии и Перу лишь затрудняли контакты. Жителям побережья для переправы служили паромы из тростника, а в горах через ущелья перекидывали подвесные мосты. Такие мосты на караванных тропах обитатели Анд наверняка умели наводить задолго до инков. Этим искусством не хуже владели индейцы горной Колумбии, обходившиеся в работе без указаний государственных надзирателей.