Живя в одной из последних в истории и при этом в самой обширной и неоднородной по своему составу империи, люди нашего поколения стали свидетелями и в той или иной мере участниками попытки преобразовать общество на иных началах. Хотя мы были склонны осмыслять этот процесс сквозь призму насущных политических и хозяйственных задач, его глубинное содержание выходило за рамки даже таких кардинальных проблем, как переход к рыночной экономике и к демократии парламентского образца. Речь шла об изменении основных форм самоорганизации общества на огромных пространствах евразийского материка. Оказалось, что сделать это не так и просто, но как бы ни повернулись события, возвращение в Советский Союз уже невозможно.

На протяжении долгих десятилетий определяющей и важнейшей категорией советской исторической науки оставались понятия «строя», «формации», «способа производства», последовательная и закономерная смена которых и составляет, с точки зрения марксизма, главное содержание исторического процесса. За основу различий между формациями принимались отношения внутри производственных коллективов – первобытной общины, рабовладельческой латифундии, феодального поместья, капиталистической фабрики. Что же касается более крупных общностей и структур, то они не то чтобы абсолютно не принимались в расчет, но рассматривались как нечто производное от господствующей формы собственности, вторичное, несамостоятельное, как простая сумма составляющих элементов, что противоречило даже и самому диалектическому материализму, требовавшему учета всех связей между частями целого. Такой подход был характерен не только для официальной идеологии, но в той или иной мере и для исторического мышления всего советского общества. В результате это мышление, столкнувшись с крушением ряда привычных, простых и зачастую психологически удобных стереотипов и пытаясь создать для себя новую целостную картину, оказалось в тупике, решая ложные проблемы и используя неадекватную реальности систему понятий. В свое время такой надуманной (и, естественно, неразрешимой) проблемой оказался пресловутый вопрос об «азиатском способе производства» (что он собой представляет и есть ли вообще, так и осталось неясно). К числу аналогичных, лишенных ясного и конкретного содержания и потому ненаучных по сути дела понятий относится и расхожее понятие «социализма» – в противопоставлении «капитализму», т. е. тому современному обществу, которое, проделав полуторавековой путь со времен Маркса и Энгельса, неплохо обеспечивает основные права человека на жизнь, свободу и стремление к счастью и довольно успешно, если угодно, осуществляет принцип «От каждого по способностям, каждому по труду».

В заключение остается заметить, что при всем нарастающем ускорении темпа истории и в наши дни, несомненно, протекают процессы, которые современники фактически не в состоянии правильно оценить, а быть может, и наблюдать, отдавая себе в них ясный отчет. Пусть будущие исследователи определят, если, конечно, сочтут это нужным, имели ли события XX века отношение к переходу от какой-то одной общественно-экономической системы к другой. Те же изменения, которые очевидны для нас самих, касаются прежде всего эволюции форм управления большими коллективами людей. Мы вполне способны осознать необходимость отказа от имперской формы управления, ставшей одиозной в своем доведенном до совершенства тоталитарном варианте. И здесь немалую ценность представляет опыт всех более ранних «мировых государств». Если учитывать его, становится более понятным содержание происходящих процессов. Следовательно, и переход к более гуманным и эффективным формам общественного устройства может быть осуществлен менее болезненно.