Клюшин и Быков заявляли, что опираются на мнение «общих собраний всех русских граждан», протестовавших против назначения Симонова. В секретном докладе НКИД, обобщившем антисимоновские материалы, отмечалось принятие «общим собранием колонии» резолюции следующего содержания: «Просить Советскую Россию Петра Симонова отозвать, поучиться коммунизму, а на его место прислать из Советской России другого консула, который мог бы соответствовать своему назначению»[92].

25 апреля 1918 года Клюшин направил Литвинову послание «от группы политических беженцев в Австралии», протестующих против назначения Симонова, «недостойного» должности консула[93]. В вину ему ставились многочисленные интервью австралийским газетам. За два месяца, прошедшие после его назначения, он успел пообщаться с корреспондентами «Дэйли стандард», «Дэйли мэйл» и «Уоркерз лайф». «Дэйли стандарт» была лейбористской газетой, Уоркерз лайф» («Рабочая жизнь») – печатным органом СРР-К и лишь либеральная «Дэйли мэйл» характеризовалась буржуазной направленностью. Но для Клюшина и его единомышленников дело было даже не в идеологической направленности этих изданий. Сам факт интервью Симонова истолковывался как свидетельство его политической незрелости, он-де искал личной популярности, власти и денег[94].

О том, что общение с прессой – нормально для дипломата, позволяет ему более эффективно выполнять свои обязанности, дает возможность формировать позитивный образ своей страны в местном общественном мнении, Быкову и Клюшину в голову не приходило. Наверное, в их представлении идейный революционер должен был разговаривать с людьми только «с Лениным в башке и с наганом в руке». Ну, а раз Симонов не такой (или не совсем такой), значит преследует свои корыстные интересы. И поддерживает его та часть русской колонии, у которой нет идеалов и которой нужно только одно – паспорта для выезда на родину[95].

«Мистер Симонов, – уверял Клюшин, обращаясь к руководителям НКИД, – персона весьма незначительная и мы опасаемся, что он будет неправильно представлять Русскую революцию и вообще принесет больше вреда, чем пользы русскому рабочему движению. Мы бы приветствовали, если бы Вы предоставили право представлять Русское правительство в Австралии местным Советам делегатов различных русских организаций и групп в Австралии»[96].

В существование «местных Советов» верится с трудом. Речь шла о сравнительно небольшой группе политических эмигрантов с неудовлетворенным честолюбием, которые бешено завидовали Симонову и ничем не гнушались, чтобы убрать его с поста консула.

Симонов в отдельных случаях находил способы упреждать «вражеские выпады» и перехватывал доносы. Любопытно, что оригинал письма, цитировавшегося выше, сохранился в его личном архиве, который он вывез в Москву три года спустя. Не исключено, что оно было передано ему кем-то из его сторонников. На письме нет каких-либо пометок, подтверждающих, что оно было официально зарегистрировано в НКИД. Зато имеется штамп “Russian People’s Embassy” («Российское народное посольство») с указанием, что письмо получено 29 июня 1918 года. Можно предположить, что это – один из штампов представительства Симонова, который вследствие отказа властей признать его консулом искал какие-то другие формы для своего представительства.

Ему приходилось очень нелегко и вряд ли удавалось перехватывать и упреждать все доносы. Он вел борьбу с разношерстной и многочисленной компанией. Но хватало и тех, кто его поддерживал. На собраниях, вопреки заявлениям Клюшина и Быкова, русские «неизменно голосовали большинством голосов» за Симонова, и его назначение «вполне одобрялось и горячо приветствовалось» и такого рода резолюции поступали «из всех уголков Австралии»[97]. Это его собственные слова. Допустим, он преувеличивал степень своей популярности. Но не будь у него серьезной поддержки, разве смог бы он выстоять в конфронтации с «клюшинцами» и «быковцами»?

Он парировал обвинения своих недругов и сам писал в НКИД, подчеркивая, что те пытаются не допустить развития отношений между СССР и Австралией и хотят поставить под свой контроль российскую общину в этой стране[98]. Тем не менее, поступавшие в Москву доносы не могли не зародить у руководства НКИД определенные сомнения в профессиональных качествах Симонова, в его нравственном облике.

Итак, первый год консульства Симонова завершался с неутешительными итогами. Власти его не признали, попытки наладить отъезд эмигрантов на родину не увенчались успехом. Международная политическая атмосфера не способствовала сближению Австралии с Советской Россией. Антанта взяла курс на смену большевистского режима. На территорию РСФСР пришли интервенты. В британский контингент, дислоцированный на севере России, входили австралийские солдаты и офицеры. Австралийский эсминец «Свон» был направлен в Черное море для поддержки ВМС союзников и армии генерала П. Н. Краснова.

Блокада большевистского государства привела к практически полному сворачиванию его контактов с державами «Сердечного согласия». Все транспортные связи были прерваны. В этой ситуации Симонову можно было не помышлять о легализации своего статуса и репатриации эмигрантов. Консульские дела были отложены в сторону, заниматься ими стало совершенно невозможно.

Что оставалось? Свою главную задачу в сложившихся условиях он видел в помощи своей стране, в революционной пропаганде и агитации. Это был осознанный вызов власть имущим, местному истеблишменту. Не захотели меня признать, не откликнулись на мои просьбы, значит, я не связан никакими обязательствами.

С начала сентября 1918 года Симонов ездит по стране, выступает с зажигательными речами, рассказывает об опыте русской революции, о том, что его следует распространить на другие страны. «Объехал все центры с лекциями, писал статьи почти во всех рабочих газетах»[99]. Он пишет брошюру «Что такое Россия». Социальные низы ему рукоплескали, а официальные круги и средства массовой информации (за исключением левых изданий) возмущались поведением русского, пустившегося во все тяжкие.

«Буржуазная же пресса все больше и больше усиливала атаки против меня, указывая, что я претендую быть дипломатическим представителем лишь для удобства в своей большевистской пропаганде, что моя связь с рабочими организациями, мои лекции и статьи, якобы для объяснения русской революции, являются возмутительной, преступной пропагандой против войны и против британского и австралийского правительств и против существующего в империи строя, что такая пропаганда в стране недопустима и тем более недопустима была бы, если бы я действительно был консулом»[100].