Искренне Ваш А. Муравьев

20 июня Симонов направил запрос в Министерство обороны Новой Зеландии, предлагая информировать его о причинах, по которым русские военнослужащие были лишены свободы. Консул просил уведомить их о том, что письмо Муравьева дошло до адресата, и призыв о помощи услышан[67].

В своем письме Муравьев не ставил вопрос о репатриации, но, по всей видимости, в перспективе это подразумевалось. Во всяком случае, из этого исходила администрация лагеря. В списке военнопленных против фамилий русских заключенных стояла пометка: «Оставить в положении интернированных до тех пор, пока не будет обеспечена отправка в Россию» (“advised that he will remained interned until he can be sent to Russia”)[68].

К сожалению, не сохранилось документов, рассказывающих о том, чем увенчались усилия Симонова. С началом «империалистической интервенции» против РСФСР и ее блокады державами Антанты транспортное сообщение с Советской Россией было прервано, добраться туда стало практически невозможно.

Симонова заботила судьба не одного Муравьева. В Австралии таких были сотни, и все мечтали уехать на родину. «Ко мне… со всех сторон и беспрерывно сыпались письма и телеграммы с требованием паспортов»[69]. Но выдавать документы без санкции австралийского правительства было нельзя, а на все запросы Симонов получал вежливые, но отрицательные ответы.

Из секретариата премьер-министра от 27 апреля 1918 года: «Имеем честь засвидетельствовать, что Ваше письмо по вопросу выдачи Вами паспортов русским гражданам, желающим вернуться в Россию, получено. Информируем, что Ваше представление будет рассмотрено»[70]. Изучили и через пару недель объяснили: для того, чтобы заниматься паспортами, Симонов должен официально подтвердить свои полномочия, а пока «в отношении Вашего назначения генеральным консулом России хотели бы информировать Вас, что настоящее правительство не получало каких-либо сообщений по данному вопросу»[71].

Сообщения агентства «Рейтер» и телеграммы Литвинова для подтверждения консульского статуса было недостаточно. Где официальная нота Москвы, адресованная Форин офису, указание британских властей? В телеграмме говорилось, что назначение согласовано с англичанами, но где подтверждение? Возможно, согласование носило устный характер. Возможно, оно было озвучено не на должном уровне и в предварительном порядке. Возможно, Уайт-холл дал добро на занятие Симоновым консульской должности, но впоследствии поспешил отменить это решение и не стал предавать его огласке.

Едва ли вызывает сомнение то, что Симонов пытался связаться с НКИД или с Литвиновым, чтобы «разрулить» возникшую ситуацию. Однако большевистское руководство, озабоченное насущными задачами своего выживания и угрозой международной изоляции, проблемы консульства в Австралии волновали меньше всего, а положение Литвинова в Лондоне становилось все более шатким.

Благодаря протекции Брукфилда и Консидайна в апреле 1918 года Симонов добился аудиенции у Уотта. Встреча прошла в благожелательной атмосфере. Уотт в присутствии гостя надиктовал телеграмму в Уайт-холл, запрашивая разъяснения относительно статуса советского представителя.

Реакция вскоре последовала, правда, отрицательная. Из письма Симонову секретаря премьер-министра от 9 мая 1918 года:

«В связи с Вашими обращениями от 24 и 29 апреля по поводу выдачи паспортов русским подданным в Австралии с целью предоставить им возможность проследовать в Россию я уполномочен исполняющим обязанности премьер-министра информировать Вас, что ваш запрос был внимательно изучен. Однако рекомендации, полученные от имперских властей в отношении представительства российских интересов за рубежом и выдачи паспортов, а также отсутствие определенности в нынешней ситуации исключают принятие вашего предложения»[72].

Симонов упорствовал, но поступал отказ за отказом. «Правительство Содружества не может признать Вас в качестве консульского представителя, и позиция эта будет оставаться неизменной до тех пор, пока Британское правительство не подпишет соответствующее соглашение с российскими властями»[73].

Симонов апеллировал к дипломатическому корпусу, забрасывал письмами зарубежных консулов. Но чем они могли помочь? То ссылались на необходимость проконсультироваться со своими столицами (голландец, ответ от 8 октября 1918 года[74]), то указывали, что данный вопрос находится вне их компетенции (норвежец, 9 октября 1918 года[75]). Исключением явился швед, который настолько проникся проблемами Симонова, что отправился хлопотать за него. Но вернулся ни с чем. Цитируем его письмо от 8 октября 1918 года: «Сегодня посетил офис премьер-министра, и мне было сказано, что британское правительство никогда не принимало м-ра Литвинова в качестве русского посла и не признавало в этом качестве. Поэтому австралийское правительство не может признать какие-либо консульские назначения в Австралии, произведенные м-ром Литвиновым»[76].

Снова на помощь пришли Брукфилд и Консидайн. На этот раз они организовывают встречу своему русскому другу с самим премьер-министром У. М. Хьюзом. Тот был столь же доброжелателен, как и Уотт, и даже обещал санкционировать отправку эмигрантов в Россию без паспортов – им могли оформить особые разрешения на выезд.

Симонов воодушевлен. Дело оставалось за малым – отработать маршрут. Отправлять репатриантов через воевавшую Европу было немыслимо, ведь боевые действия шли по всему периметру западных границ Советской России. Единственно реальный путь лежал через Юго-Восточную Азию и Японию – до российского Дальнего Востока. Симонову удалось договориться с японским консулом о транзите через его страну во Владивосток[77]. Предполагалось отплыть на корабле «Бирма Мару», следовавшем в Японию через Манилу. Из-за последнего обстоятельство все и сорвалось. Остановка в филиппинской столице требовала американской визы, а консул США выдавать ее эмигрантам категорически отказался.

Это обескуражило Симонова, ведь он сам планировал присоединиться к первой партии отъезжающих. Власти не утверждали его консульские полномочия, что было терять? Абаза и Абрамович-Томас помешать уже не могли. Он зарезервировал для себя место на «Бирма Мару» и внес аванс в 10 фунтов, которого лишился из-за несговорчивого американского консула. Для Симонова это была крупная сумма, и он попросил японского коллегу повлиять на пароходную компанию с тем, чтобы та вернула аванс[78]. Тщетно. Пароходство известило Симонова, что депозит оставляет у себя. Обещание, что он сможет им воспользоваться для приобретения билета «в любое время, если будет место на пароходе»[79], послужило слабым утешением.