позвонил Ямани по телефону. «Что должно произойти далее?» — спросил он. «Вы услышите об этом по радио», — ответил Ямани[300].

В Вене представители ОПЕК и нефтяных компаний встретились, чтобы в последний раз обсуждать цены на нефть на основе взаимности.

На рассвете 13 октября Ямани покинул Вену и вылетел в Эр-Рияд.

В Эр-Рияде Фейсал обсудил со своими ближайшими советниками и с Ямани возможное сокращение производства нефти, если Вашингтон не займет сбалансированную позицию в конфликте.

«Король хотел помочь американцам остаться вне этой войны, — вспоминал Ямани впоследствии. — Поэтому он решил сокращать производство всего лишь на 5 % каждый месяц. Полное эмбарго оставалось в качестве запасного хода»[301].

12 октября главы четырех компаний — совладельцев АРАМКО через Макклоя написали письмо президенту Никсону, которое было передано руководителю аппарата Белого дома генералу Александру Хейгу. В нем шла речь о «критической ситуации в отношении нефтяных поставок с Ближнего и Среднего Востока»[302]. Четыре руководителя гигантских корпораций предупреждали об опасности «любого демонстративного усиления американской поддержки израильской позиции». Это привело бы, по их мнению, к отрицательным последствиям во взаимоотношениях с нефтепроизводящими арабскими странами.

Но Хейг в течение трех дней даже не отвечал на письмо нефтяников.

Фейсал направил государственного министра Омара ас-Саккафа в Вашингтон с личным письмом Ричарду Никсону, потому что опасался открытой помощи США Израилю. Западные СМИ сообщали, что СССР уже перебрасывает по воздуху оружие в Сирию и Египет, и Фейсал понимал, что США делают то же самое, помогая Израилю. Но он не представлял себе масштабов американских поставок.

Увязнувший в уотергейтском скандале и уверенный в быстрой победе Израиля, Никсон в первые дни медлил, положившись на Киссинджера и Хейга.

Омар ас-Саккаф, прибывший в Вашингтон, ждал встречи с президентом.

Но у Никсона были другие заботы. 10 октября 1973 г. его вице-президент Спиро Агню признался, что обвинение в уклонении от уплаты налогов было справедливым, и подал в отставку. Новым вице-президентом Никсон назначил Джеральда Форда. 13 октября кассационный суд направил президенту требование передать магнитофонные записи, связанные с Уотергейтом.

Никсон позднее писал: «Эта война не могла произойти при более сложной внутренней конъюнктуре». Озабоченный своей собственной политической судьбой, президент США все больше полагался на Генри Киссинджера в делах, связанных с кризисом на Ближнем Востоке[303].

И Никсон, и новоиспеченный госсекретарь, и Хейг смотрели на арабо-израильский конфликт через призму глобального советско-американского соперничества. США не могли допустить поражения своего союзника на Ближнем Востоке. До начала войны Вашингтон надеялся на то, что легкий обмен ударами мог бы сдвинуть с мертвой точки проблему ближневосточного урегулирования. Но тяжелые поражения Израиля в первые дни войны — это было слишком.

Уже к 9 октября потери Израиля в живой силе и технике были столь ощутимы, что его Кабинет министров принял решение не исключать использование ядерного оружия, а Голда Меир обратилась к Киссинджеру буквально с мольбой о помощи. (Никсон в это время отдыхал на острове Ки-Бискейне близ Майами.) Когда США приняли решение организовать воздушный мост, Израиль уже потерял около трети своей авиации и более трети танков, а некоторых видов боеприпасов оставалось лишь на несколько дней.

Союзник должен был получить помощь, и поставки в Израиль пошли с 13 октября — через четыре дня после начала перебросок советского оружия в Египет и Сирию. Дело было еще и в том, что, отстаивая американские интересы на Ближнем Востоке, Белый дом, особенно Киссинджер, считал, что лучше самих лидеров Израиля знает, как нужно обеспечить будущее этой страны. Поэтому задачу, которую ставил Вашингтон, можно сформулировать следующим образом: не допустить усиления позиций СССР в регионе, избегая военного столкновения с ним, обеспечить безопасность Израиля, выбить из конфронтации с ним главного противника — Египет. На первом этапе войны Белый дом в какой-то мере учитывал позицию арабов, в том числе Саудовской Аравии как одного из главных игроков на ближневосточной арене и главную силу на мировом нефтяном рынке, но потом все было подчинено одной цели — спасти от поражения Израиль, а после войны восстановить порушенный с точки зрения Вашингтона баланс сил между Израилем и арабскими странами.

Тем временем военные действия подчинялись своей логике. 12 октября Садат приказал начать новое наступление, но оно захлебнулось, и египетские войска вернулись на прежние позиции.

К четвергу 16 октября израильские войска, переброшенные с сирийского фронта, создали плацдарм на западном берегу Суэцкого канала. К этому времени на севере израильтяне уже смогли вернуть большую часть позиций на Голанских высотах и приблизились к пригородам Дамаска.

С 13 октября, по личному приказу Никсона, транспортные самолеты военно-воздушных сил США с оружием и боеприпасами стали прибывать в Израиль.

17 октября Омар ас-Саккаф, прождав два дня, получил аудиенцию в Белом доме вместе со своими коллегами из Алжира, Кувейта и Марокко.

Киссинджер беседовал с ними до их встречи с президентом. Он обещал, обещал, обещал, что после войны все будет в порядке: «Президент и я будем действовать более активно, как только война закончится. Мы предпримем серьезные дипломатические усилия… Любое прекращение огня, которое сейчас произойдет, примет во внимание эффективность и доблесть арабских армий… Мы признаем новые реальности на Ближнем Востоке»[304].

Когда министры иностранных дел арабских стран наконец оказались в Овальном кабинете, Никсон тоже не поскупился на обещания: «Нам не свяжут руки внутриполитические проблемы. Мы сформулируем нашу внешнюю политику на основе наших национальных интересов».

После встречи, выступая перед представителями СМИ, Никсон обещал добиться урегулирования на Ближнем Востоке, которое было бы «мирным, справедливым и достойным». Ему удалось принести мир во Вьетнам, и сейчас он принесет мир на Ближний Восток. Это были обычные, дежурные дипломатические фразы, не говоря уже о том, что речь шла о ситуации после войны.

Ас-Саккаф доложил своему скептически настроенному королю о позитивном впечатлении от встречи. Скорее всего, арабы слова американского руководства воспринимали так, как им хотелось бы.

Но американское общественное мнение, обработанное СМИ, было на стороне Израиля. И русские, и арабы — все арабы! — будь то экстремисты или умеренные, египтяне или саудовцы, — суть одна антиамериканская шайка. Даже на пресс-конференции Омара ас-Саккафа после встречи с Никсоном антиарабские чувства прорывались наружу.

Худшее для арабов (но и для Запада) было еще впереди.

17 октября Фейсал еще не знал, что десятки американских самолетов уже в течение нескольких дней садились на аэродромы Израиля.

Отдав этот приказ, 18 октября Никсон обратился в конгресс с просьбой выделить 2,2 млрд долларов на помощь Израилю. Политические требования арабов, по сути, игнорировались.

2,2 млрд в те годы были