– А я тебе звонил. Занято было, – сказал он.

– Это потому что там мой мобильник не берет. Я потому и замолкла.

– Зайдешь сегодня?

– Сегодня нет. Только с самолета. Завтра отосплюсь, отмоюсь и приду.

– Жду.

«Завтра что-нибудь придумаю, чтоб не ходить», – решила Елена.

Понимала, что не столько секс с простреленным героем, сколько его кормление с ложки переводит отношения в обязывающий формат: тронул девушку – женись! Ее планы на Патронова никогда не простирались дальше постельных, а с появлением Зябликова и это рухнуло.

Набрала телефон Зябликова.

– Здравствуй, моя шоколадная! – сказал он, видимо, прочитав надпись на телефонном табло.

– Далеко ли ты от меня, и далеко ли моя записная книжка от тебя? – спросила Елена по-деловому.

– Книжка у меня в сумке, а я – в ресторане Дома кино пью водку с очаровательным существом женского пола. Подъезжай, – предложил он.

– Я подошлю редакционного водителя.

– Водителю не отдам из принципа.

– Не веди себя, как идиот.

– Идиот не тот, кто продолжает игру, а тот, кто начинает ее, оставив книжку, – заметил Зябликов.

– Хорошо. Я подъеду, – вздохнула Елена.

Конечно, она хотела его увидеть, забрать книжку и уйти с презрительной миной. Тут сообразила, что для презрительной мины надо поярче одеться. На ней были старая теплая юбка и здоровенный толстый свитер, который они с Каравановым когда-то носили по очереди.

– Кать, мужика надо опустить. Придумай мне что-нибудь эпическое на верхний плечевой пояс, – попросила Елена.

– А я тебе что говорила! – покачала головой Катя.

Отношения в редакции складывались так, что она была королева, которой было неудобно просить; а Катя – всеобщая мамаша, раздававшая детям распоряжения, кому какой игрушкой сегодня играть. Катя встала, внимательно оглядела народ за компьютерами. И поморщилась:

– Здесь ловить нечего, пошли в бухгалтерию. Там на Таньке сегодня шикарный оранжевый кофтец.

Кофтец был немедленно переодет на Елену, бухгалтерша Таня гордо облачилась в бесформенный свитер «золотого пера» газеты и прокомментировала:

– Вот вы в моей кофте на свидание сходите, авось мне в ней потом капелька вашего успеха обломится!

– Коробку конфет ей куплю, а то неудобно, – шепнула Елена Кате.

– Да она и так свитер потом в рамочке повесит, – успокоила Катя.

– Таня, спасибо вам огромное! Я только в Дом кино и обратно – за записной книжкой! – пообещала Елена и побежала краситься.

Зашла в зал Дома кино и увидела за дальним столиком Зябликова с молодой девушкой. По eго глазам было понятно, что выпито чрезвычайно много. По ее – что она артистка, очень хочет сниматься и за ценой не постоит.

– Здравствуйте, – сказала Елена бесстрастно, присев за столик. – Давай книжку, меня внизу машина ждет.

– Выпей за мой новый фильм! Это Лариса Мягкая, выпускница театрального училища. Будущая кинозвезда. – Он налил Елене водки. – Я уже вижу «Оскара» в этих точеных пальчиках!

– Извини, мне некогда, – отрезала Елена, не притронувшись к водке.

– Напрасно, – сказал Зябликов, чокнулся с девицей, опрокинул в себя водку и занюхал хлебом.

Девица тоже уже была совсем хороша, она положила голову в блестящих кудряшках ему на плечо и начала радостно глазеть на тетеньку в яркой кофте, не понимая расклада в мизансцене.

С одной стороны, Елену затрясло. С другой – захотелось скрутить Зябликова в бараний рог, чтобы бегал за ней и дежурил под дверью, забыв всех малолеток. С третьей – было понятно, что просто так, без полной концертной программы записную книжку не отдаст, а содержание записной книжки было для нее ценнее, чем все Зябликовы, вместе взятые.

– Лена, мне дают деньги на «Гамлета». Она будет играть Офелию, – торжественно сообщил Зябликов. – Потом я женюсь на ней. Сергей Михалков когда-то сказал Пырьеву: «В душе ты колхозник и умрешь на скирде!» Помнишь, последняя жена Пырьева, молоденькая совсем, Лионелла Скирда? Он на ней и умер. А я умру на Мягкой! Здорово?

– Поздравляю вас обоих. Изволь отдать мою записную книжку, – попросила Елена.

– Ты думаешь, я не сниму Гамлета? Еще как сниму. Почему Гамлетов все время снимает какая-то блатота пузатая? Да, я рискую! Но кто не рискует, тот шампанского не пьет… Хочешь шампанского? Нет, лучше водки! – продолжил мысль Зябликов.

– Я жду записную книжку, – напомнила Елена, понимая, что совершенно бесполезно качать права, пока книжка у него.

– Какую книжку? – совсем уж пьяно удивился он.

– Забытую у тебя в номере. – Все выглядело совершенно отвратительно, но вариантов не было.

– Ах да, я тебе сейчас все объясню, – мотнул он головой, встал, погрозил «Офелии» пальцем и сказал: – Сиди здесь, Мягкая! Лена, пойдем – выйдем.

Вышли к лифту. Глаза у него сразу стали более трезвые:

– К кому ты ревнуешь, глупая? Это же не человек, это аксессуар. Ну сниму я ее в фильме. Ну женюсь я на ней, рожу ребенка. Нормально разговаривать и спать с ней я же все равно никогда не буду.

Попытался обнять Елену. Она не пошевелилась и повторила:

– Мне нужна записная книжка.

– Заладила как попугай! Книжка твоя в гостинице. Пошли, тачку поймаем, я даже одеваться не буду.

– А вот я – буду! – Она шагнула в лифт.

Он действительно не стал одеваться в куртку и сел прямо так в редакционную машину. Понимая, что сейчас начнется новое «выяснялово» и завтра это будут обсуждать сначала все редакционные водители, а потом все, кого они повезут, Елена попыталась увести его на тему «Гамлета»:

– И как ты будешь снимать?

– Что именно?

– Гамлета.

– С ума сошла? Это я девчонку разводил на постель. Она когда сказала, что на третьем курсе играла Офелию, я понял, где у нее эрогенная зона.

– Кстати, из нее получилась бы неплохая жена для успешного режиссера. Хорошо смотрится, – попыталась Елена срулить в эту сторону.

– Да я уж думал иногда. Закрыть глаза, ткнуть пальцем, жениться на ком попало. А там… само устроится. Все-таки жизнь богаче схем.

Елена подумала, что, по большому счету, он ведет себя как подросток, только что позволивший себе жить не так, как хотели родители. И обращается со своей жизнью как молодая хозяйка, хватающая с прилавка все красивое, совершенно не предполагая, как она потом организует это в схему: закуска, суп, горячее, десерт. И просто не знающая об этой схеме. И в любом продавце куриных окорочков на углу больше цельности, чем в этом ищущем, талантливом, образованном человеке.