от нашего источника. Твой подельник Худяков, он же Билл, сидит в соседнем кабинете и строчит признательные показания. Активно, замечу, строчит. И теперь только от тебя будет зависеть твоя судьба. У тебя на выбор два выхода. Первый – чистосердечное признание и мы закрываем глаза на твой «грешок», даже нигде не упоминаем о твоем задержании. Ну будешь нам иногда кое-какую информацию подбрасывать… А второй – вплоть до высшей меры. Ну, каким будет твой ответ?

– А с какой такой стати меня привезли сюда, даже не предъявив постановление об аресте? – спросил я.

– Постановление, – протянул майор, поджав губы. – Будет тебе и постановление… Потом.

– И вообще без адвоката я, гражданин майор, ни буду отвечать ни на один вопрос.

Хотел добавить фразу Мальчиша Кибальчиша: «А больше, буржуины, я вам ничего не скажу!», но решил, что в данном случае это будет уже перебор. Милиция в это время самая что ни на есть рабоче-крестьянская, с прослойкой интеллигенции. Это в моё время они уже полиция и еще те «буржуины».

– О как ты заговорил, – прищурился собеседник, и его прищур не сулил мне ничего хорошего. – Ну хорошо, дело твоё… Посидишь тут и, уверен, спустя совсем непродолжительное время примешь правильное решение.

Майор нажал кнопку на столе. Открылась дверь и вошёл вертухай, который сопровождал меня в кабинет.

– В «пятёрку» его, – приказал майор.

Судя по слегка округлившимся глазам сотрудника, «пятёрка» эта ничего хорошего мне не предвещала. По пути к нам присоединился ещё один надзиратель. Пока шли по закоулкам СИЗО, то спускаясь, то поднимаясь по металлическим лестницам с этажа на этаж, я думал, что делать дальше… Время! Нужно время! Продержаться до тех пор, пока Хомяков меня отсюда не вытащит. А продержаться будет сложно. Судя по всему, «пятёрка» – это веселенькое место, куда посылают несговорчивых. Лишь бы не малолетки. Это точно будет жопа!

Дошли до двери с цифрой «5», второй надзиратель, погремев ключами и посмотрев в глазок камеры, открыл дверь и сделал приглашающий жест головой. Мол, милости просим!

Вошёл… М-да, думал, вонять будет так, что глаза заслезятся, а на самом деле терпимо. Шесть двухъярусных нар в два ряда, справа от двери параша, на дальней стене – зарешечённое окно, сквозь грязное, мутное стекло едва пробивается дневной свет. Забранная в решетчатый намордник и утопленная в потолке лампочка не горит, видно, по случаю дневного времени суток.

Под окном стол, за которым сидят двое, ещё двое лежат на койках. Не успел сделать и шага, только услышал стук закрываемой двери и скрежет замка, как с койки в мою сторону метнулся какой-то мужик и кинул мне под ноги полотенце. Женя Покровский образца 1971 года, возможно, и нагнулся бы, поднял полотенце и повесил его на спинку шконки, но в камеру вошел Евгений Платонович, прочитавший в 90-е годы тучу книг криминального жанра и насмотревший не меньшее количество соответствующих фильмов. Поэтому я, ничуть не смутившись, вытер ноги о полотенце и продолжил свое движение в камере направляясь к столу.

– Доброго здравия людям! – поприветствовал я всех.

С койки встал ещё один «сиделец», протянул руку.

– Ну, здорова!

Руку я проигнорировал и спросил:

– Кто старший?

– Ну я, – ответил мужик неопределенного возраста в тренировочных штанах и голый по пояс.

Его плечи украшали синие «звезды», на груди красовался большой крест. На безымянном пальце левой руки перстень с тремя лучами, на среднем пальце правой – тоже перстень, только с кретком и трефовой мастью по углам, разделённые косой линией.

– Ну, а ты кем будешь?

– Первоход, – ответил я. – Студент местного политеха.

– О как! – чему-то обрадовался сиделец, кинувший мне под ноги полотенце. – Чё, за двойки загремел?

– Никшни, Вьюн! – одёрнул его старший. – Человек правильно в хату вошел, слова правильные сказал, повёл себя тоже правильно… И не сказать, что первоход, всё по понятиям.

Он задумчиво хмыкнул.

– Ну, тебе видней, Крёстный, – ответил Вьюн, скрутившись худым телом и яростно расчёсывая лопатку.

– Я смотрю за этой «богадельней», – ответил мне тот, кого Вьюн назвал Крёстным. – Зовут Крестом. Это все мои близкие. Садись за стол, поговорим.

Да уж, недаром на его груди крест красуется, всё в масть. Я аккуратно повесил на спинку стула пальто, которое держал в руках, и сел. К столу подошел ещё один мужик – молодой плечистый парень, по виду чуть старше меня. На правом плече была наколка в виде оскалившегося тигра, на левом – фигура рыцаря с щитом и мечом.

– Колись давай, студент, за какие грехи к нам определили? – не унимался Вьюн.

Я всё время помнил, что надо тянуть время. Ну что ж, устроим пока небольшой спектакль.

– А ни за что!

– Да ладно! – усмехнулся парень с тигром. – Мы тут все «не за что».

– За доброту, – ухмыльнулся я, вспомнив отличную репризу Райкина.

– Это как?

– Ну как… Иду я, значит, утром перед институтом возле вокзала…

– Ты чего гонишь! Где политех, а где вокзал!

– И ничего я не гоню! Моцион у меня с утра такой. Двигаться надо больше. А то лекции четыре часа и два семинара тоже по два. Жопа отрастёт от такого сиденья! Так вот иду возле вокзала и гляжу – старушка чемодан огромный волочёт.

– «Угол», что ли? – решил уточнить Вьюн.

– Да нет, обычный чемодан, – сделав вид, что не понял уточнения, ответил я ухмыльнувшемуся Вьюну. – В общем, надрывается бабушка. Я к ней подхожу и говорю, мол, давай чемодан понесу. Взял у неё чемодан и понёс. Тяжёлый, зараза… Дошёл, значит, до перекрёстка и не знаю, куда дальше. Обернулся спросить у старушки, куда там мне дальше, а её и нет. Нормально, думаю, и куда мне дальше с этой хренью переть? Только подумал, как слышу свисток и ко мне милиционер подбегает, а сзади старушка семенит и орёт, мол, держите его, это он мой «угол»… тьфу, блин, чемодан спёр. Короче, чемодан, меня и бабушку в ментовку. Бабушку с чемоданом выпустили, а меня сюда…

Сидельцы грохнули. История пришлась им по вкусу, хоть и понимали, что я её сочинил.

– Ну ты красавец, тебе на эстраде выступать, прям артист, – отсмеялся Крест и тут же посерьезнел. – Кого из известных людей за стенкой знаешь?

– Знаю, и не одного. Вот Фёдора Петровича знаю. Это ректор наш. Юрия Васильевича – этого даже по телевизору показывают. Сан Саныча – это местный краевед, область знает, как свои пять пальцев.

Сказав Сан Саныч, я внимательно посмотрел в глаза Кресту. Тот на долю секунды медленно прикрыл веки и снова открыл глаза. Значит, понял. Ну и отлично! Мне