Большинство американцев двигались очень шумно. «Верным способом быть убитым, — писал Энди Финлейсон, — было идти и разговаривать обычным голосом… Ты никогда не видел врага, но голос притягивал пули, как магнит»[748]. Если патруль шел быстро, он шумел, как стадо слонов: треск ломающихся веток и бамбука был слышен издалека. В этой непривычной и враждебной среде опытные солдаты передвигались медленно и осторожно: один шаг в пять — шесть секунд, десять шагов в минуту, меньше 300 м в час. Глубинным патрулям, которые были фанатично одержимы маскировкой, иногда требовался целый день, чтобы пройти 1,5 км; замыкающий группы отвечал за заметание следов. Передвижение роты сопровождалось ежечасными сеансами радиосвязи: радист снимал со спины свою «прик-десять» — портативную радиостанцию PRC-10, позже замененную на PRC-25, — и докладывал в штаб о местоположении роты: «Все тихо. Ситуация не изменилась». Почти все американские подразделения злоупотребляли радиосвязью, не понимая, что чуткие уши врага — повсюду.

Несмотря на то что командир ориентировался по карте и компасу, одному из людей поручалось считать пройденные шаги. Впереди идущий — головной — должен был просто продвигаться вперед с предельной внимательностью. За ним шли люди с мачете, которые «прокладывали путь» для остальных. В каждом подразделении имелось несколько азартных бойцов, которые вызывались идти головными. Во взводе Джуда Кинна это были штаб-сержант Хейворд Райли, опытный младший командир, и капрал Томпсон Флют, индеец из Оклахомы, который в лагере закладывал по-черному, но в полевых условиях не знал себе равных[749]. Уолт Бумер всегда выбирал головным «самого опытного следопыта с шестым чувством». Ред Эдвардс стал меньше бояться идти первым, когда на собственном опыте узнал, что в случае засады головной обычно остается живым — чаще всего убивают тех, кто идет сразу за ним[750]. Очень важно было соблюдать дистанцию — как правило, не менее 5 м, особенно в районах с большим количеством мин-ловушек: скученность увеличивала количество увечий и смертей. Поскольку контакты редко начинались в середине колонны, это место было самым популярным. От замыкающего требовалось не меньше бдительности, чем от головного: он должен был следить за тем, чтобы враг не подкрался сзади.

Тим О’Брайен, один из самых ярких летописцев опыта пехотинцев во вьетнамской войне, писал: «Если ты не тащился куда-то, ты просто ждал. Рыл окопы. Прихлопывал комаров. Вокруг было только солнце, жара и бесконечные рисовые поля. Даже в глубоких джунглях, где можно было погибнуть и изувечиться самыми невероятными способами, война была невыносимо и убийственно скучной… Ты сидел в окопе на вершине холма, внизу простирались ячейки рисовых полей, стоял знойный день, вокруг не было ни звука, ни души, ни движения, и ты чувствовал, как внутри тебя начинает затоплять скука, словно вода, капающая из крана… Постепенно ты расслаблялся, разжимал кулаки, отдавался течению мыслей. Что ж, думал ты, здесь не так уж и плохо. И в этот момент вдруг, непонятно откуда на тебя обрушивался шквальный огонь, так что твои яйца оказывались у тебя в глотке и ты начинал визжать как свинья»[751].

Некоторые контакты начинались с высадки десанта в «горячей» зоне — так называлась зона десантирования, занятая противником, который начинал поливать пехотинцев огнем еще до того, как те успевали выпрыгнуть на землю из транспортных вертушек. Фил Капуто писал, что такие операции «гораздо более стрессовые в эмоциональном плане, чем даже обычные наземные атаки. Замкнутое пространство, шум, скорость и, самое главное, чувство полной беспомощности. В первый раз ты взбудоражен, но потом понимаешь, что это едва ли не самый неприятный опыт, который навязывают современные методы ведения войны»[752]. Лететь на первой вертушке было страшно, но вторую противник встречал уже в полной готовности. Фред Чайлдс сидел на пороге Huey, зависшего в паре метров над зоной высадки, когда двое пехотинцев одновременно спрыгнули на землю с другой стороны, — вертолет резко дернулся, Чайлдс свалился вниз и ударился головой о землю[753]. Получив сотрясение мозга, он не помнил, что было дальше.

Однажды в ходе высадки в горячей зоне возле Чулай чернокожий рядовой по имени Дэвис был ранен, как только выпрыгнул из вертушки, но сумел занять позицию и начал отстреливаться[754]. Его раненый товарищ Тейлор лежал рядом и плакал. Тогда Дэвис принялся безжалостно его высмеивать и убеждать взяться за оружие: «Ты ревешь, потому что боишься умереть. Да, ты умрешь, и ты это знаешь. Но ты можешь забрать с собой несколько этих чертовых гуков». «Я не умру», — угрюмо ответил Тейлор. «Тогда чего ревешь, если не собираешься умирать? — продолжил Дэвис. — Как конченый педик». После этого Дэвис и Тейлор продолжали отстреливаться, пока не прибыл эвакуационный вертолет. 29-летний ротный Винс Феллеттер однажды потерял шесть человек, которые выпрыгнули с поврежденного Huey, но не успели отбежать — вертолет перевернулся и рухнул на землю, перемолов их своими лопастями. Выжившим товарищам пришлось, сдерживая тошноту, сортировать части их тел. На следующий вечер им доставили горячий ужин из индейки — «Я думаю, они хотели нас подбодрить»[755]. Но все пошло наперекосяк: вся рота получила сильное пищевое отравление, на рассвете 14 человек были эвакуированы с температурой под 40. Как заметил Феллеттер, «это была худшая операция для моей роты».

В ходе патрулирования запах мог убить так же верно, как шум. Обе стороны дорожили своими следопытами, многие из которых обладали в том числе и обостренным нюхом. Рядовой ВНА по имени Нга имел прозвище Немецкая Овчарка. По словам его товарищей, у него был «легендарный нос. Всякий раз, когда он говорил, что „чует“ американцев, он оказывался прав»[756]. Некоторые американские офицеры, особенно в группах глубинной разведки, запрещали своим людям курить, поэтому те были вынуждены жевать табак. Собаки-ищейки могли бы стать неоценимыми помощниками, но они были очень уязвимы к обезвоживанию: собачьим вожатым нередко приходилось тащить своих подопечных на себе. В Канберре любители животных подняли бурю негодования, когда австралийский пес Кассий, служивший во Вьетнаме, умер от теплового истощения после рейда — его не спасла даже ванна со льдом, в которую его погрузили американские ветеринары[757]. Морпехи во взводе Лэндена Торна заставляли вьетнамских «скаутов Кита Карсона» пинать несчастных собак, чтобы те «знали разницу между хорошими и плохими парнями»[758]. Наконец, несмотря на всю дрессировку, животные иногда лаяли, выдавая своих хозяев.