По словам Джона Дельвеккио, «для многих солдат Вьетнам был долиной ужаса, местом депрессии и отчаяния. Во многом это было связано даже не с Вьетконгом и не с джунглями… а с тем, что они оказались разлучены с родными, женой, друзьями и были абсолютно бессильны что-либо изменить»[782]. Все писали письма домой, а некоторые записывали аудиокассеты. Кто-то сопровождал свои аудиопослания «военным фоном» — канонадой минометов и дайм-никелей, как называли 105-мм гаубицы. Разумеется, записи получались впечатляющими — и до смерти пугали несчастных родных, заставляя их переживать еще больше. От безделья многие валяли дурака. Тим О’Брайен писал: «Средний возраст парней в нашем взводе составлял 19–20 лет, поэтому атмосфера [в лагере] часто была несерьезной и азартной, словно в какой-то экзотической исправительной колонии. Было много ребячливости, грубых шуток и дурацких выходок, которые иногда заканчивались летальным исходом»[783]. Некоторые по глупости пытались вести себя так же за пределами периметра, за что расплачивались здоровьем или жизнью. Один парень во взводе О’Брайена «постоянно дурачился», пока однажды утром в ходе рейда не наступил на мину и не лишился ноги.

Ночью большинство пехотинцев по очереди дежурили в карауле или, если им «посчастливилось» попасть в патрули, дрожа от страха, пробирались по незнакомой местности, боясь наступить на что-то смертельно опасное, споткнуться о корни мангровых деревьев или свалиться в топкую грязь. Все ненавидели ночное патрулирование, зная, что не умеют двигаться бесшумно, особенно в сухой сезон, когда под ногами хрустела каждая ветка и листок, даже если пытаться подражать «призрачному ходоку». В отличие от них, вьетконговцы чувствовали себя в темноте в своей стихии и спокойно заходили в деревни, зная, что вряд ли застанут там американцев или подразделения ВСРВ. По словам Уолта Бумера, «по ночам нас там не было — это было время Чарли».

Чаще всего командиры довольствовались тем, что расставляли сторожевые посты на расстоянии от сотни метров до километра вокруг лагеря. Сержант Джерри Леду рассказывал: «Я никогда не спал на ночных дежурствах, но у нас были люди, которые храпели, вместо того чтобы высматривать врага. Они просто не осознавали, что это не игра, а вопрос жизни и смерти»[784]. Капитан Джо Тенни был с ним согласен: «Очень многие спали на посту, а офицеры и младшие командиры их не проверяли»[785]. Даже если сидевшие в засаде бодрствовали, при появлении вьетконговцев, особенно если тех было много, всегда возникали сомнения: открыть огонь или затаиться? Сидя в засаде, Уэйн Миллер порой чувствовал себя таким замерзшим, промокшим и несчастным, что мочился под себя, — отчасти потому, что ощущение горячей влаги приносило некоторое успокоение, а отчасти потому, что было опасно вставать и идти мочиться куда-нибудь в сторону: немало парней получили пули от своих же слишком нервных товарищей[786]. За восемь месяцев Миллер участвовал в десятке огневых контактов, но не знал, удалось ли ему кого-то убить или ранить. Однажды ночью он сидел в засаде с подрывной машинкой мины Claymore в руках, когда мимо него по тропинке прошли три вьетконговца. У него был приказ ничего не делать, пока не начнется стрельба. Как и следовало ожидать, при первых же выстрелах вьетконговцы бросились назад и на мгновение задержались как раз напротив того места, где была спрятана мина. Миллер нажал рычаг на «адской машинке» и со смесью ужаса и восхищения увидел, как на его глазах человеческие тела разорвало на части.

Уолт Бумер, в 1967 г. командовавший ротой, сказал: «Я почувствовал себя более или менее опытным боевым командиром лишь спустя несколько месяцев. Но, как только это произошло, мой срок службы [в боевой части] закончился». В последние недели «мы занимались поиском подразделений ВНА в районе ДМЗ. Это была довольно суровая жизнь. Мы все время были на ногах, жили, как животные, — однажды не мылись целых 45 дней. Но, по правде говоря, результатов было мало. Чаще всего противник сам находил нас и навязывал огневой контакт на своих условиях; очень редко нам удавалось найти его и втянуть в бой на наших условиях. Северовьетнамцы знали: если они атакуют нас открыто, им не поздоровится. И, сколько бы мы их ни убили, это ничего не меняло».

На закрытой местности подавляющая воздушная и артиллерийская огневая мощь не была решающим фактором. Индивидуальное стрелковое оружие — вот что решало исход сражения, и именно оно стало слабым местом, подорвавшим репутацию армии Уэстморленда. Армия самой технологически развитой нации в мире была вооружена хуже, чем солдаты нищего и отсталого Северного Вьетнама. Сказав это, тут требуется кое-что уточнить: по целому ряду параметров американская автоматическая винтовка М-16 была намного лучше автомата АК-47, которым были вооружены коммунисты. Но не в неблагоприятных полевых условиях. Главным преимуществом АК было то, что в руках плохо обученных крестьян, при минимальном уходе, в грязи, песке и воде, когда большинство М-16 попросту заклинивало, он обеспечивал надежную автоматическую стрельбу.

Автомат АК-47, где цифры соответствуют году выпуска опытного образца, был изобретен группой советских конструкторов под руководством сержанта Михаила Калашникова, который начал войну командиром танка, в 1941 г. получил тяжелое ранение, после чего занялся разработкой стрелкового оружия. На создание нового типа автомата конструкторов вдохновил трофейный промежуточный патрон 7,62×39 мм, разработанный немцами для стрельбы на среднюю дальность — до 800 м. Калашников и его коллеги взяли этот довольно легкий патрон и сконструировали под него смехотворно простую штурмовую винтовку, позаимствовав некоторые особенности ударно-спускового механизма у американской М-1. Надежность автомата обеспечивалась тем, что вся его конструкция состояла всего из восьми массивных подвижных частей, собранных с такими большими зазорами, что им не мешал даже попавший между ними песок. Хромирование канала ствола, газовой камеры и поршня значительно увеличивало срок службы. Единственными недостатками АК-47 было небольшое отклонение пуль влево и громкое лязганье переводчика огня и затвора.

Неточность АК-47 не имела большого значения; его безотказная способность стрелять в любых условиях зачастую обеспечивала перевес над более совершенным оружием. Начиная с 1947 г. в странах соцлагеря было выпущено 100 млн единиц АК в различных модификациях. Автомат Калашникова стал самым популярным огнестрельным оружием в истории — любимым оружием революционеров по всему миру от Анголы до Филиппин, мгновенно узнаваемым по характерному изогнутому подобно банану магазину. В 1963 г. Китай начал поставлять в Северный Вьетнам свою модификацию АК-47 — Норинко-56, из которого было убито и ранено больше американских и южновьетнамских солдат, чем из любого другого вида оружия, использовавшегося на этом ТВД.