– Какой чудесный цвет, идет к твоей голубой рубашке. – Она обстоятельно высморкалась. – Я слишком много говорю?

– Нисколько. Мне кажется, вам нужно выговориться. Для того я здесь и нахожусь, чтобы слушать.

– Ах, милый Джереми, ты просто чудо! Вообще-то, я ведь не настолько глупа. Я знаю, что война – это необходимость. Знаю, мы не можем больше терпеть все эти ужасы, творящиеся в Европе, – людей угнетают, лишают свободы, бросают в тюрьмы, убивают только потому, что они евреи. – Она еще раз промокнула глаза и сунула его платок себе под подушку. – Как раз перед твоим приходом я читала книгу. Роман, ничего особенно глубокомысленного… но он заставил меня так реально все представить…

– Что за книга?

– Называется «Побег», автор – некая Этель Ванс. Действие происходит в Германии. Многонациональный, очень модный пансион благородных девиц, которым заправляет вдова-графиня родом из Америки. Молодые девушки занимаются горнолыжным спортом, изучают французский и немецкий, музицируют. Все очень изысканно и цивилизованно. Но неподалеку, в лесу за горами, по которым катаются юные лыжницы, скрывается концентрационный лагерь, где находится приговоренная к смерти актриса-еврейка.

– Надеюсь, это она совершит в итоге побег.

– Не знаю, еще не дочитала. Но от этой книги кровь стынет в жилах. Потому что это происходит сейчас, с такими же людьми, как мы. Не какой-то там эпизод из истории, нет, это настоящее. И оно так ужасно, что кто-то должен положить этому конец. Наверно, это должны сделать мы. – Диана криво улыбнулась, это было так, словно бледный луч солнца прорезал пелену дождливого дня. – Ладно, больше не буду стенать. Чудесно, что ты здесь. Но я так и не поняла, зачем ты приехал. Конечно, сегодня воскресенье, ты в открытой рубашке, одет явно не для официального визита, но почему ты не смешиваешь микстуры, не ведешь прием больных, не велишь людям сказать «а-а»? Отец дал тебе выходной?

– Нет. По правде сказать, родители уехали на несколько дней на острова Силли, чуть-чуть отдохнуть. Отец сказал, что хочет съездить, пока есть возможность, при нынешнем ходе событий один Бог ведает, когда еще представится случай.

– А как же практика?

– Есть временный заместитель.

– Временный заместитель? А ты?..

– Я больше не работаю в паре с отцом.

– Он тебя отстранил?

Джереми рассмеялся:

– Не совсем. Какое-то время отцу придется справляться в одиночку. Я подал заявление в Добровольческий резерв Военно-морских сил, и меня приняли в качестве корабельного врача. Капитан-лейтенант ДРВМС Джереми Уэллс. Каково?

– О, Джереми! Звучит потрясающе. Однако это такой смелый шаг, как ты мог решиться на такое?

– Назад пути нет. Я уже даже купил себе форму. Правда, в ней я смахиваю на театрального швейцара, но, думаю, постепенно привыкну.

– В форме ты будешь выглядеть великолепно!

– В следующий четверг я должен явиться в девонпортские казармы.

– А какие планы на оставшееся время?

– Вот хотел увидеть всех вас, попрощаться.

– Ты непременно должен остаться у нас.

– Если найдется кровать.

– Ах, дорогой мой мальчик, для тебя кровать всегда найдется. Даже несмотря на то, что у нас некоторое перенаселение. Ты привез с собой вещи?

– Да, – смущенно признался он, – я взял чемодан. На тот случай, если вы меня пригласите.

– Миссис Неттлбед рассказала тебе о Гасе Каллендере, кембриджском приятеле Эдварда?

– Она сказала, что он гостит у вас.

– Довольно интересная личность. Боюсь, что Лавди потеряла голову.

– Как, Лавди?!

– Удивительно, да? Ты же знаешь, как грубо и бесцеремонно она всегда вела себя с друзьями Эдварда. Давала им ужасные прозвища и передразнивала их слащавый тон. А тут совсем другое дело. Можно сказать, ловит каждое его слово. Впервые вижу, что моя дочь заинтересовалась представительным молодым человеком.

– И как он отвечает на ее чувства? – удивился Джереми.

– Очень спокойно, должна отметить. Но ведет себя безупречно.

– Чем же он так интересен?

– Трудно сказать. Просто он отличается от прочих друзей Эдварда. Притом он шотландец. Сдержанный такой. О своей семье говорить избегает. Возможно, ему недостает чувства юмора. И вместе с тем он художник. Живопись – его хобби, и он потрясающе талантлив. Уже успел сделать несколько прелестных набросков. Уговори его показать их тебе.

– Скрытые глубины…

– По-видимому. Да почему бы и нет? Мы ведь экстраверты и ждем от любого человека, что он вывернет всего себя перед нами напоказ… В общем, сам увидишь. И помни: у нас молчаливое соглашение – никаких намеков и подтруниваний. Даже Эдвард тактичен до невозможности. Мы порой забываем, что наша маленькая проказница растет. Может быть, для нее пришло время начать влюбляться в кого-то еще, помимо четвероногих. И должна сказать, он очень мил с нею. Смотреть на них одно удовольствие! – Вдруг Диана зевнула и снова откинулась на подушки, высвободив руку из-под его ладони. – Очень жаль, но у меня совсем нет сил. Мне хочется только одного – спать.

– В таком случае спите.

– Я почувствовала себя лучше – оттого только, что поговорила с тобой.

– Иначе и быть не может, если врач – профессионал.

– Ты должен прислать мне громадный счет.

– Пришлю, если не будете меня слушаться. Постарайтесь как следует отдохнуть. Как насчет обеда? Хотите чего-нибудь поесть?

– Если честно, нет, – поморщилась Диана.

– Пару ложек супа? Мясного бульона или чего-нибудь еще? Я поговорю с миссис Неттлбед.

– Нет, скажи Мэри. Она где-то тут. И скажи ей, что остаешься у нас. Пусть отведет тебе комнату.

– Ладно. – Он поднялся. – Я еще загляну к вам попозже.

– Какое отрадное чувство знать, что ты здесь. – Диана нежно и благодарно улыбнулась ему. – Как в старые добрые времена. С тобой все совсем по-другому.

Джереми вышел из ее спальни, прикрыв за собой дверь, и на мгновение остановился в нерешительности: надо найти Мэри Милливей, но откуда лучше начать поиски? Однако в следующую секунду он услышал звуки музыки, и всякая мысль о Мэри вылетела у него из головы. Звуки доносились с конца длинного коридора гостевого крыла. Из комнаты Джудит. Она – здесь, вернулась из Порткерриса. Вероятно, разбирает вещи. И чтобы не было скучно, поставила пластинку.

Фортепиано. Бах. «Иисусе, утоление жаждущих».

Он прислушался, охваченный сладостными, щемящими воспоминаниями. С поразительной ясностью представил он школьную капеллу во время вечерни: увидел, как в витражах играет золотом летнее солнце; ощутил жесткость неудобных скамей из мореного дуба; услышал, как чистые юные дисканты выводят фразы классического хорала. Он почти чувствовал затхлый бумажный запах ветхих сборников с гимнами.