Видишь, друг мой, что многие добрые соки источило одно слово, с толком раскушенное. Библия есть точная луза. Вырви из сей лузы один орех, один только орех. Раскуси его и разжуй. Тогда разжевал ты всю Библию. Все сей лузы (орешник) орехи по шкурке ведь очень разнятся, а по зерну не говорю подобное, но то же.

Частицы разбитого зеркала едино все лицо изображают. А разнообразная премудрость Божия в различных в стовидных, тысячеличных ризах в царских и в сельских, в древних и нынешних, в богатых, в нищих и в самых подлых и смешных одеждах как крын в тернии, сама собою все украшая, является одна и та же. Ей! Она-то есть точный правдивый Морфей.

Как один змий, вьется, развивается в разные формы. Впрочем, не будем бесчинно и безмерно жрать слово Божие и тесниться с ним в солонку, если будем ждать, поколь само оно нам подаст свое божественное и невидимое под видом внешностей тело.

Ученый премного жрет. Мудрый мало ест со вкусом. Ученость, прожорство – то же. Мудрость же и вкус есть то же. Истинный вкус при здравии, а прямая мудрость при пользе. Нет лучше ничего, как истинная польза; и нет лучше пользы, как польза душевная. Польза душевная есть лекарство, пища и здравие сердцу. Здравие же – веселие. И что ж сего дражайшее? Все суета, кроме сего. Приживи мне хоть целый мир, все суета без радости. Здравие от многожорства, мудрость разнится от учености. Прожорство рождает болезнь, мерная же пища крепит. Не читай – да множишь порок! Читай – да заколешь порок! Если же любишь неправду, ненавидишь твою душу. Возлюби сам свою душу и будь блаженный самолюб, возлюбленный Соломону, о котором так воспевает: «Разумный праведник себе друг будет».

А сие тогда бывает, когда без всяких иных намерений для того только читаем, дабы очистить, просветить и укрепить душу нашу. Очистить от людских мнений. Напиться божественных и укрепиться против страстей душевных, против зависти, ненависти, гнева, скорби, смущения… А сим самым вместо сих тиранов воздвигнуть в себе Царствие Божие, сиречь духи спасительные, мирные, радостные. Сей-то есть блаженный оный книжник и грамотник, которого Христос, похваляя, равняет его с господарем.

Мот, ветрогон гонит пустошь, а господарь – полезное. Симон-волхв[204] тут ищет злата, а книжник – Духа Святого. Воистину не будет пророческими тайнами никогда обжираться тот, кто верит Павлу, что тайны ни полушки все-на-все не стоят, если им любовь Божия не будет предводительницею. Она основание и верх всему. Зачинается горьким крестом, кончится Христом, который есть мир, любовь и правда наша.

Что в первом, то же самое и в последнем месте сказать дóлжно, чтоб не избрать нам предводителя из числа тех, которые суть любители не духа, но сенно-письменного мрака и убивающих нас баснословных бабских историй. Такие-то повести называет Павел родословиями пустыми, иудейскими и бабьими баснями, душу не насыщающими. Сии вожди любят внешнюю тень и на ней совершенно почивают, не возводя с Давидом очи в духовные горы к оной Царствия Божиего трапезе, от которой только одни поднявшиеся выше плоти высокие умы наслаждаются, каков был вождь Товии Рафаил. О сей трапезе сам хвалится Павел так: «Имеем алтарь, от которого не должны вкушать все, служащие сени».

Называя себя служителем не письмозвонства, но духа и знающим Христа не по плотской истории, сам Христос называет их рабами, в том же доме находящимися, но о секретах господских не знающими. «От нас, – говорит наперсник, – произошли, но не были от нас».

Таковых во главе 9-й проклинает Иисус Навин. «Прокляты вы, – говорит, – и не оскудеет от вас раб». Да и как их не проклинать, когда они мешают отрокам Исааковым? Сии отроки с господином своим единственно трудятся в том, чтоб вырыть ключ чистой и фонтаном вверх бьющей воды. Роют, как в земле, в плотской истории, откидывая ее на сторону, как Моисей – камень от колодца, чтоб утолить жажду бедным овцам своего тестя. Но филистимляне везде мешают, везде землею закидывают и кричат: «Это земля наша!» Это по плоти должно разуметь, а иначе все сие есть привидение. Мечта… Но дети Исааковы дух почитать за истину, а всю плоть за суету не перестают и старые колодцы от грязи очищают, а новые на всяком месте копают, восклицая с господином своим: «Плоть – ничто».

На что нам родословие историческое? Какая польза? На что местоположение тленного рая? Какую душе нашей пользу принесет форма и мера ковчегова? К чему исцеление плотское? К чему воскресение тленное, опять в тлень обращающееся? Да опять работаем подлой плоти и страстям? Ей! Один дух нам вкусен и полезен, очищая, исцеляя, проницая в самые тайные начинания души нашей и мир нам рождая.

Но кажется, святой Иуда-апостол жестоко их оценивает. «Облака безводные – плоть, духа неимущая» и проч. Сии-то сеют расколы во всем мире. Спорятся о происхождении духа, о сакраментах, о вере, о церемониях, о ангелах, о муках, о блаженствах и проч., враги креста Христова и заповедей его животворящих.

Конец. И Богу слава.

Возлюбленный друг Михаил![207]