Опьяненные ощущениями этого момента, Бальбоа и его друзья продолжили путь и победили касика Чиапеса, который хотел преградить им дорогу. Испанцы спустили группу бойцовых собак и разрядили свои ужасающие ружья. Звук выстрела раскатился по горам и «пороховой дым, казалось, выбрасывал пламя; и когда индейцы учуяли запах серы, который к ним нес ветер, они в панике бежали, падая на землю». Испанцы подошли к ним в боевом порядке, убили нескольких и взяли остальных в плен. Затем они согласились на перемирие с Чиапесом, давшему Бальбоа 400 песо золотом и получившему в ответ «изделия европейского производства…» Испанцы затем отправились на берег долгожданного океана «и на глазах у туземцев они объявили власть над морем и странами, граничащими с ним, от имени Фердинанда и Хуаны»{1283}. На первый взгляд это кажется смешным, но потом начинаешь восхищаться отвагой Бальбоа и его людей.

Бальбоа оставил некоторое количество своих людей вместе с Чиапесом и отправился в путь, взяв восемьдесят человек и нескольких индейцев. Он проплыл на каноэ вверх по реке до земель касика Кокеры. Там все прошло по стандартной уже схеме: касик попытался сражаться, но безуспешно; посланник Чиапеса посоветовал ему сдаться, он сдался и обменялся подарками с испанцами. Бальбоа посетил залив Сан-Мигель и дал ему это имя – в честь архангела, который, как он предполагал, покровительствовал ему. Затем он вышел в открытое море, где он и его люди чуть не утонули. Они нашли убежище на некоем острове. Пережив ночь, они обнаружили, что их каноэ были наполовину уничтожены и заполнены песком. Но все же они их починили и пересекли земли касика Тумако, который подарил им четыре фунта местного жемчуга, что их «весьма порадовало»{1284}. Баск Арболанте взял их с собой в Испанию и пытался убедить короля Фердинанда в великих достоинствах Бальбоа. Но было уже слишком поздно.

Бальбоа нашел для себя и другие места, богатые жемчугом, и отобрал несколько самых красивых и мелких жемчужин. Продолжались стычки с касиками, порой удавалось наладить хорошие отношения, порой на них спускали собак. Вожди почти всегда давали золото в обмен на бусины и топоры, которые они ценили. Что же до испанцев, то им тоже пришлось заплатить за свое стяжательство: «У них было полно золота, но голод лишил их сил продолжать путь…»{1285}

Это были необыкновенные путешествия по совершенно неизвестной территории, осуществленные с решимостью и воображением, несмотря на такие трудности, как жара, насекомые, дикие звери, джунгли и отсутствие определенного пути.

Трудно сказать, какие на этих землях жили племена. Но регион был населен людьми, говорившими либо на языках коибе или куэра, либо на их диалектах. Они выращивали множество овощей, основными из которых были маис и маниока. Мясо коптили ради сохранности. Источником пищи для аборигенов служили олени, игуаны, черепахи и утки. Птиц ловили сетями. Рыба и моллюски также были важной частью питания. Обычным напитком было маисовое пиво чича.

Эти племена жили в деревнях с населением до 1500 человек, обычно укрепленных деревянным частоколом, и в которых были дома разных размеров. Дома касиков были порой огромными. Внутри, как обычно у коренных американцев, были гамаки или скамьи, покрывала, корзины и ширмы.

Большинство этих людей разрисовывали себя или носили татуировки, а вожди носили украшения – золотые шлемы, головные уборы с перьями, серьги в носу, губах, ожерелья и так далее. У этих людей была хорошо развита обработка металла. Они изобрели множество способов отливки, покрытия металлом, пайки и холодной ковки. У них имелось гончарное дело, и они плели большие корзины. Их вожди жили в роскоши; у них было множество рабов – в отличие от таино.

На всей этой территории, похоже, имелись регулярные армии, вооруженные копьями, дротиками, луками и стрелами. Эти туземцы устраивали игры в мяч – как и таино; но церемонии у них были гораздо более пышными{1286}.

После многочисленных задержек и одного-двух фальстартов, Педрариас покинул Санлукар-де-Баррамеда в Святой вторник, 11 апреля 1514 года. У него было двадцать три корабля, девять из которых были каравеллами (в том числе четыре португальских), еще два старыми каравеллами для транспортировки пассажиров и груза, четыре – бригантинами, похожими на пинассы, а восемь – простыми рыбачьими судами. Четырнадцать судов принадлежали королю, три были наняты (одно – совместными силами Фернандеса де Энсисо и торговца галетами Хуана Лопеса). Одно судно было профинансировано мадридским банкиром Алонсо Гутьерресом, который тогда участвовал во всех морских предприятиях ради выгоды торговли. Конверсо из Бургоса (и будущий конкистадор в Мексике), Хуан де Бургос, владел одним из кораблей, в то время как распределитель земель Эспаньолы Родриго де Альбукерке владел другим. Сам Педрариас был владельцем третьего, который, похоже, был крупной баркой.

Еще одна каравелла, «Санта-Мария», присоединилась к флоту на Канарских островах. На ней находились военные – капитан Хуан де Сурита и еще двое офицеров, чьей задачей было обучение солдат на Канарах. Предполагалось, что они сыграют важную роль в завоевании. Это был единственный корабль, у капитана которого, Хуана де Камарго, было разрешение причалить в Санто-Доминго.

В итоге рыбацкие корабли, как и бригантины, так и не вышли в море – либо по причине плохого состояния, либо из-за перегрузки. Под присмотром плотника из Санлукара, Кристобаля Маркеса, было приказано собрать четыре судна в Дарьене{1287}. Все они были аккуратно загружены, дабы избежать перегрузки. Именно перегрузку посчитали причиной трагедии, случившейся в начале путешествия Овандо в 1502 году.

Стоимость экспедиции составила более 10 миллионов мараведи. Это было самое дорогое предприятие, проводимое Кастилией в Новом Свете{1288}.

Педрариас был необычным выбором на пост командующего экспедицией. Сколь бы правдивыми ни были жалобы на его жестокость, высокомерие и импульсивность, нельзя отрицать самоотверженности, с которой он вел экспедицию в Новый Свет в свои семьдесят лет. Он происходил из одной из интересных семей конверсо из Сеговии, хотя по характеру совершенно не походил на еврея: он не мог сидеть сложа руки, был совершенно несдержан, непредсказуем – полная противоположность мыслителю. Он был младшим братом графа Пуньонростро и был известен при дворе как бретер, щеголь и «великий лизоблюд». Его дедушкой был Диего де Ариас, «Диегариас», казначей Кастилии при Энрике IV. А его отец, второй граф Пуньонростро, также был известен как Педрариас «Храбрый». Дядя, Хуан де Ариас, много лет был епископом Сеговии и являлся родоначальником испанского книгопечатания. Позднее он стал в Сеговии предводителем тех, кто выступил против своенравного поведения коменданта алькасара, фаворита королевы Изабеллы маркиза Мойи Андре де Кабрера, который его и изгнал. В 1491 году инквизиция обвинила епископа Ариаса в ереси, и Корона, поддержав инквизицию, выиграла последующий спор с папским престолом. Но епископ Хуан умер до того, как дело дошло до суда.