Выдающимся членом окружения Веласкеса всегда был Кристобаль де Куэльяр, казначей. Поскольку губернатор женился на Марии де Куэльяр вскоре после прибытия на Кубу, Куэльяр приходился Веласкесу тестем. Мария же в свою очередь прибыла в Индии в качестве одной из подружек невесты жены Диего Колона. Ее свадьба с Веласкесом была первой христианской свадьбой на острове, но невеста умерла через неделю.

Друзьями, что собирались в доме Веласкеса в Сантьяго-де-Куба, были Андре де Дуэро, коротышка из Туделы-де-Дуэро, секретарь губернатора, вступивший на пост после Кортеса, который ныне посвящал все свое время поискам золота; также там был Амадор де Ларес, счетовод губернатора, который, когда его спрашивали (а порой и просто так), вспоминал свои дни в Италии при Эль Гран Капитане Фернандесе де Кордова. Порой сам Веласкес шутил насчет того, что когда он вернется в Испанию, он вновь женится, на этот раз либо на Марии, либо на Майор – одной из двух богатых племянниц его покровителя, епископа Бургоса. Никто, похоже, не решился сказать дону Диего, что эти племянницы, уже к тому времени дамы средних лет, давно были замужем. Но, возможно, он об этом знал. Порой на этих tertulias бывал экс-секретарь губернатора Эрнан Кортес. Веласкес простил его, и он стал судьей в городском совете Сантьяго. Учтивый, даже льстивый, но определенно независимый, «Кортесито», как называли его недруги на Кубе, участвовал во всех этих дискуссиях, но с осторожностью.

Порой один или другой генуэзский торговец, Рибероль или Чентурионе, которые к тому времени заинтересовались Кубой так же, как Санто-Доминго и Пуэрто-Рико, присоединялись к этим разговорам. Некоторые из этих торговцев получили разрешение на проживание в Индиях, в то время как другие считали, что им не нужно утруждать себя такими формальностями. Один или два конверсо – например Бернардино де Санта-Клара, который прибыл в Новый Свет, дабы избежать внимания инквизиции, – также могли присутствовать там. (Брат Санта-Клары был тем самым казначеем Санто-Доминго, который во время пиршества заполнил солонки золотой пылью вместо соли.) Веласкес, как и полагалось тропическому монарху, также имел при себе шута, Франкесильо, который в виде шуток рубил не самую приятную правду-матку.

Эти и другие друзья Веласкеса во время обсуждения различных дел насущных курили американскую траву табак, которую они покупали у индейцев. Это растение также курили дома, вскоре к нему привязалось знаменитое название – сигара, а сигарилья (cнgarillo) появилась, скорее всего, потому, что табак курили в сигарильях за пределами Толедо. Так назывались маленькие беседки из-за того, что после обеда цикады (cigarra) пели особо громко.

У Веласкеса были родственники по боковой линии от сестры. В особняке современных Веласкесов в Мадриде хранятся остатки стола из красного дерева, который, как считается, принадлежал Диего. Был ли Диего Веласкес родственником художника XVII века – неизвестно, но вряд ли{1261}.

Веласкес и его друзья привыкли к тропикам, местная еда (маниока, мясо черепах, игуан и птицы котора) начала им нравиться так, как никогда не нравилась в Санто-Доминго. Губернатор не обращал особого внимания на многое из того, что происходило в других местах на острове, хотя он и обустроил себе десяток или больше асиенд в нескольких местах, начиная с Баракоа на востоке и до Гаваны на западе. Обычно они находились в совместном владении с другими людьми, а следили за ними управляющие, которые получали треть, пятую или даже седьмую часть прибыли. На этих фермах в основном разводили свиней, черепах и всякую живность{1262}.

Снижение численности индейского населения, конечно же, было замечено, так же, как и на Эспаньоле, но никто, даже Лас Касас, который к тому времени вернулся в Испанию, не мог придумать решения этой проблемы. Разве что завезти еще больше черных рабов. Данную проблему наверняка обсуждали вечерком у Веласкеса в Сантьяго. Фраем Педро де Кордова из Сантьяго были посланы четверо доминиканцев, однако это не принесло особых результатов, несмотря на то, что они проповедовали справедливое отношение к туземцам{1263}. Но беспокойство о будущем работников росло, за любым индейцем, сбежавшим в лес, шли с собаками. Раб был как минимум столь же важен, как и поселенец.

Перед тем как весенние дожди размывали дороги, затрудняя этим передвижение, в Сантьяго проходила ежегодная переплавка золота. В то время в Сантьяго встречались представители (прокурадорес) городов, порой отсюда отсылали главного уполномоченного в Кастилию с докладом королю и за указаниями, что необходимо сделать. Это была не демократия, но скорее некая олигархия – либеральная по отношению к поселенцам.

Одним из вопросов, возможно, поднятых на тертулиас в Сантьяго-де-Куба, был вопрос о том, что находится на западе и северо-западе острова. Здесь в знаниях имелся пробел. Понсе де Леон, завоеватель Пуэрто-Рико, как мы знаем, нашел место, которое он окрестил Ла-Паскуаль-Флорида. На западе он, а ранее Пинсон и Диас де Солис причаливали к многообещающему берегу. Это, конечно же, был Юкатан. Даже Колумб в 1504 году наткнулся на высокоразвитых торговцев майя возле Центральной Америки. Но никто точно не знал, откуда они прибыли.

В 1514 году Веласкес в своем первом после завоевания Кубы докладе написал королю, что он слышал порой, что какие-то индейцы приходили с островов за Кубой, «севернее, в пяти или шести днях на каноэ, и прибывшие рассказывали о других островах». Это был ценный доклад, которому уделили мало внимания. Он предполагал связь между Центральной Америкой и Кубой, которой археологи не заметили{1264}. Веласкес и его друзья, ведя свои вечерние разговоры, конечно же, не могли знать, что это был след месоамериканской цивилизации. Однако они предполагали, что исследование тех мест принесет прибыль. В крайнем случае там наверняка можно будет поживиться рабами, что хоть как-то скомпенсирует сокращение количества рабочих рук. Они даже не представляли, какие богатства ждали их соотечественников в Мексике и Перу.

В Гаване, на Пласа-де-Армас, возле дома генерал-губернатора на северном берегу острова, находится небольшая часовня, воздвигнутая в честь основания города в 1519 году. Картины французского художника XIX века показывают, что Веласкес присутствовал на первой в этом месте мессе Бартоломе де Лас Касаса. Впрочем, вряд ли это правда: скорее всего Гавану не переносили с юга на север вплоть до смерти Веласкеса. И вряд ли Лас Касас был первым, кто служил здесь мессу. Эта путаница демонстрирует количество мифов, окружающих историю Кубы с самого ее начала. Лишь одно мы знаем точно: Колумб не преувеличивал, когда говорил в своем первом плавании об этом острове как о рае земном. Но испанцы XVI века хотели богатства, а не цветов, золотых рек, а не золотящихся полей.