пустыми, либо встревоженными глазами, когда ему о чём-то рассказывали, но сейчас…

Взгляд эльфа напугал своей ясностью. Неужели…

— Но ведь это значит, — Финдекано снова стал похож на себя привычного, однако Линдиэль не могла успокоиться, внутри всё дрожало, — что о нас говорили уже и в Дориате! Понимаешь, что это означает? Тингол, лишь благодаря удаче ещё не лопнувший от жадности и гордыни, хочет командовать войсками Барад Эйтель для защиты своих сокровищниц, которые никому на самом деле не нужны! Это он прислал твоего отца, потому что уже видит хитлумские богатства в своих подземельях!

— Но ведь мы отреклись от всего ради нашей любви, — напомнила самую действенную ложь Линдиэль, всматриваясь в лицо Астальдо — неужели чары ослабли? Он всё поймёт?

— Тинголу этого не объяснить! — непривычно бодро сел на постели принц. — Он сам ненавидит Ольвэ, но моментально согласился проклинать даже невиновных просто потому, что Третий Дом Нолдор — тоже из рода Финвэ! Но, вот увидишь, если мы согласимся одарить его сокровищами, Тингол сразу изменит к нам отношение в своих летописях! Но я никогда…

Астальдо внезапно осёкся, замер, посмотрел на руки, грустно усмехнулся, произнеся «Странные стрелы», потом скривился, будто от омерзения.

— Везде ложь, Линдиэль, — сказал он, взгляд снова потеплел, начал стекленеть. — Только ты никогда мне не врала, а я не ценил этого. Какой же я был ничтожный дурак!

«Предчувствие любви —

Ты соткано из снов,

Невнятных, смутных слов,

Несвязанных стихов, — снова вспомнились давние светлые мечты, и леди едва сдержала слёзы, — где в золотой пыли

Играют свет и тень.

Предчувствие любви,

Что где-то рядом день

Нашей встречи —

Утро иль вечер,

Мгновение иль вечность —

День нашей встречи…»

Свет и тепло сменились ледяной тьмой.

«Сто лет прошло, но помнит старый клён

Историю о дне печальном этом…

Я полюбила Астальдо, ничего о нём не зная! А он женат!

Она мила, и он в неё влюблён.

Моя любовь осталась без ответа!

Астальдо отверг мои чувства! Что бы я ни делала, он гнал меня прочь! Он… Ненавижу!

Колдуй, Лайхениэ! Пусть он лишится сердца!

Пусть тьма его не сможет одолеть,

Но ты за это отдаёшь всю силу!

Пускай увижу пред собою смерть!

Он будет жить, любовь и боль отринув!»

От прекрасного осталось лишь болезненное воспоминание.

«Предчувствие любви —

Какой-то смутный страх

И новый тайный смысл

В обыденных словах.

И слёзы без причин,

И глупые мечты.

Предчувствие любви,

Что где-то рядом ты,

Мой избранник,

Светлый как праздник,

Печаль моя и радость…

Где ты?

Где ты? Жду ответа

С ночи до рассвета

Верю, будет счастье,

Знаю будем вместе,

Вместе…»

***

— У меня всё хорошо, папа! — выдохнула Линдиэль, стискивая отца в объятиях. — Пожалуйста, скажи, что тебя послал не Тингол!

— У нашей семьи только один Владыка, — не сразу ответил Кирдан, погладив дочь по спине. — Слава великому Вала Улмо! И только ему! Навеки.

Примечание к части Песни:

Ария Зелёного Рыцаря из мюзикла «Принесса Грёза»,

«Верность солнцу» А. Чернышёв, А. Булгаков,

«Предчувствие любви» из мюзикла «Ромео и Джульетта»,

«Злая» от «Power Tale»

Лишь точка на белом листе

«Наш звёздный стяг! Ало-звёздный наш флаг!

Он проверен в боях и в походах!

И с падения тьмы в дни Исхода

С нами свет, что даёт звёздный флаг!»

Песня стала настолько привычной для Химринга, что даже когда не звучала ни из чьих уст, её словно пели сами стены крепости.

Арагарон возвращался из осадого лагеря с одной только мыслью — снова поговорить с Вирессэ, хотел придумать или вспомнить какую-нибудь красивую балладу о любви, но твердыня, похоже, не разделяла его чувств и намерений, диктуя свою тему и требуя забыть все иные. Нежные слова будто выбивало из головы тяжёлыми ударами гонга, которые неприятно и одновременно бодряще отдавались в груди, заставляя руки вспоминать не о прикосновении к любимой, а о прохладе оружия. И всё же сын дортонионских правителей пересилил музыку красно-серых стен, купил весенних цветов, которые в крепости вечного марта ещё вовсю благоухали, хотя во всём Белерианде уже пестрело лето, и направился к сбежавшей невесте.

Но встретила Арагарона лишь запертая дверь.

***

— Леди Туивьель! Леди Туивьель! Прекрасная леди! Приветствуем тебя!

В недавно отстроенном театре ещё до начала выступления артистов раздались аплодисменты, когда избранница химрингского лорда вошла в здание. Переливы алого шёлка пышного платья эффектно подчёркивали белизну кожи и черноту роскошных волос эльфийки, а костяные украшения и накидка из шкуры морготовой твари выигрышно дополняли образ, делая его особенно впечатляющим.

— Это не мой праздник, а леди Вирессэ, — неестественно улыбаясь, произнесла Туивьель, пряча глаза за пушистыми ресницами. — Это её театр, наконец, достроен полностью, в её честь сегодня будут петься песни. Она заслужила нашу любовь.

Супруга принца Карнифинвэ смутилась, начала накручивать золотой локонок около уха на палец. Она видела — избранница лорда Маэдроса не рада празднику и не может разделить общего веселья. Возможно, это было связано с тем, что сам хозяин крепости не пошёл на торжество, предпочтя провести время с гномьим королём и родичами за некими важными разговорами, а, может, Туивьель знала нечто, способное лишить радости, некую тайну, которой ни с кем нельзя поделиться. Вирессэ боялась строить догадки, поскольку только вернувшийся с Ард-Гален лорд Маэдрос мог рассказать страшные вести только о войне на севере, и если там дела идут плохо, то всё бессмысленно и слишком хрупко.

Случайно встретившись глазами с леди Туивьель, супруга Карнифинвэ увидела во взгляде химрингской леди те же самые опасения и испугалась ещё сильнее.

В зале