приютить осиротевших

родителей.

А то, что вовремя сумели вырваться с женами и детьми своих мальчиков в дальнюю

эвакуацию, — разве не везение? Иначе и памятника не было бы на Камышанском

кладбище.

А разве не настоящая удача то, что ни один из пяти погибших сыновей не умудрился, навлекая подозрения на родителей, "пропасть без вести", будто оттуда, куда они на самом

деле попали, известия приходят по военно-полевой почте…

Слава Богy, все как надо: и похоронок ровно пять, и каждый "погиб смертью храбрых".

Одно лишь жаль: все попытки престарелых Сокорянских получить в Херсоне хотя бы

однокомнатную квартирку заканчивались неудачно.

Не смогли местные власти дать жилье родителям командира Льва Сокорянского, павшего

в 1941-м в боях на Западной границе.

Не сумели предоставить они кров отцу и матери капитана Владимира Сокорянского, участвовавшего в сражениях под Москвой и Сталинградом, освобождавшего наш Киев и

нашедшего свою гибель в недоброй к евреям Польше с выколотой бандеровцами на

высоком лбу пятиугольной звездою.

Так сложилось, что своего жилища не заслужили бедные родители ротного политрука

Михаила Сокорянского, не удосужившегося по примеру одного своего фронтового

соратника воспеть собственную "Малую Землю", зато успевшего на этой самой Малой

Земле отдать свою жизнь в неравной схватке с жестоким врагом.

К сожалению, проморгали местные начальники и с жильем для родителей 18-летнего

командира пулеметного взвода Рувима Сокорянского, младшенького, навсегда

упокоившегося в свинцовых водах литовского Немана во время его форсирования.

Вот и остается нам утешать себя мыслью, что если бы не погиб в наступлении под

Харьковом 35-летний командир дивизии полковник Григорий Сокорянский, а вернулся с

фронта и зашел на минутку к секретарю горкома партии, глядишь — и появились бы у

стариков собственные стены.

Всё, всё, всё… Понимаю, читатель уже утомлен совковой жилищной тематикой, пора и

сообщить главное: а между тем, настоящая справедливость в конце концов

восторжествовала! Где-то году в 1988-м, через много лет после смерти наших бездомных

стариков, великая держава таки не выдержала и воздала им полной мерой, присвоив имя

Сокорянских одной из улиц Калининского.

Вот ведь как у нас порой бывает: при жизни не могли выделить даже комнатки, зато после

смерти — на тебе целую улицу!

И еще вот загадка: ни одна из вдов Сокорянских после войны не вышла снова замуж. Что

это? Тотальное отсутствие женихов? Так вроде красивые были женщины… А может, просто иррациональная вера в то, что мужья живы и рано или поздно, но все-таки

вернутся домой? Ведь только один из пяти погибших на фронте братьев Сокорянских

295

похоронен в, так сказать, персональной могиле, все остальные лежат в братских, безымянных…

Не хотел бы, чтобы меня упрекали в национализме, но послевоенное одиночество вдов

Сокорянских, скорее всего, подтверждает то, что и так не нуждается ни в каких

доказательствах — верность еврейских жен.

Единственный из братьев, вернувшийся с фронта домой, Исаак Шулимович (на фото -

нижний ряд, третий справа) рассказывает о своем боевом пути, о тысячах километров

изъезженных фронтовых дорог, о горьком хлебе генеральских водителей, и я удивляюсь

вслух:

— Как, еврей — шофер командующего Говорова?

— А что здесь особенного? — щурятся в улыбке по-прежнему молодые глаза бывшего

старшины, — разве вам не известно, что у многих боевых генералов, особенно в первые, самые тяжелые годы войны, были водители — евреи?

И видя мой недоуменный взгляд, уже серьезно продолжает:

— В водителе-еврее командир, по крайней мере, мог быть уверен, что тот его не завезет, не

сдаст немцам. А ведь такие случаи бывали…

Что ж, опять мне есть о чем подумать.

Живет Исаак Сокорянский с детьми и внуками, жена часто болеет. На материальное

положение не жалуется, хотя я прекрасно знаю, как живется сейчас в Украине

пенсионерам. Вес послевоенные годы работал он рядовым шофером.

— Разбогатеть, — смеется Сокорянский, — никогда не мечтал, ставил задачу попроще: как бы

выжить.

Много лет назад, когда у нас процветали лотереи, увлекался ими и он. И до сих пор

удивляется, почему ни разу не выиграл. А я перевожу взгляд с фотографий братьев на

своего гостя и думаю, что в своей главной жизненной лотерее он все-таки вытянул

счастливый билет…

Исаак Шулимович бережно развертывает пожелтевший от времени пакет и показывает

мне фотографии своих родителей. Я долго всматриваюсь в старое выцветшее фото Фейги, и в моем воображении медленно, как фотобумага в проявителе, выплывает другое, самое

родное лицо…

Уже много лет нет со мной моей любимой мамочки, Рахили Абрамовны Бронштейн.

Царство ей Небесное и земля — пухом, но за это время не было ни одного дня, чтобы я ее

не вспомнил. По профессии она была агрономом, но в душе — великим педагогом…

Честно говоря, насколько я любил маму, настолько же не переносил своего старшего

брата Бертольда. Правда, я лично его не знал: он умер от воспаления легких задолго до

моего рождения, когда был с мамой и бабушкой в эвакуации. Но, Господи, сколько же раз, когда я делал что-то не то, мамочка в сердцах упрекала меня:

— Бертик бы так не поступил никогда!

296

Когда я приносил из школы "четверку", то тут же узнавал, что Бертольд (который умер

пяти лет отроду!) учился бы, разумеется, только на "пять"…

Но самый страшный случай со мною произошел, когда я стянул на горпочтампте

прекрасную пластмассовую ручку с блестящим металлическим пером, принес домой и

наивно рассказал маме, где ее взял. Что тут началось! Не хочу вспоминать, как она меня

впервые в жизни побила, но никогда не забуду, что было потом…

Мама взяла меня за руку, повела на почту, заставила вернуть злополучную ручку и при

этом сказать женщине в окошко:

— Тетя, извините меня, я — вор, и возвращаю вам то, что я у вас на почте украл!

Если бы вы видели выражение лица моей мамы, горестно отвернувшейся при этом в

сторону, и изумление "тети в окошке", то вы бы многое поняли в мамочкиной педагогике.

На обратном пути мы плакали вместе, мама и я. И уже придя домой, мама все-таки не

удержалась, и я узнал… что мой старший брат, бессмертный Бертик, такого бы не

позволил себе никогда!

Дорогой читатель! Я не даром так внимательно рассматривал старые фото родителей

Сокорянских. И знаете, что мне открылось? Их фотографии не нужно помещать в

журнале. Если хотите их увидеть, нет ничего проще: представьте себе на минутку

любимые лица своих родителей, папы и мамы, и можете мне поверить, это будут точь-в-точь они — главные герои этой истории.

Старики Сокорянские честно прожили долгую