Л. Шебаршин и М. Моисеев пробыли на своих постах только сутки. Назначение Горбачевым новых силовых министров вызвало возмущение Ельцина. Он позвонил Президенту СССР в ночь на 23 августа и потребовал отменить принятые указы. «Моисеев участвовал в путче, а Шебаршин – это человек Крючкова», – заявил Ельцин. Но Горбачев отказался; его указы уже переданы в телевизионных новостях и будут опубликованы в утренних газетах. Рано утром 23 августа Ельцин приехал в Кремль к Горбачеву. Это была их первая встреча после попытки путча, и она была далеко не дружеской. Ельцин в предельно резкой форме потребовал от Президента СССР производить любые кадровые изменения только по согласованию с российским президентом. Горбачев обещал «подумать» по поводу отмены своих указов. Но Ельцин весьма грубо заявил, что он не уйдет из кабинета Президента СССР, пока Моисеев и Шебаршин не будут смещены. Ельцин тут же продиктовал Горбачеву и кандидатуры новых «силовых» министров и министра иностранных дел Союза. Министром обороны СССР должен стать Евгений Шапошников – маршал авиации, отказавшийся 19 августа 1991 г. подчиняться приказам Д. Язова. Председателем КГБ СССР должен стать Вадим Бакатин, в недавнем прошлом человек из ближайшего окружения самого Горбачева. В июне 1991 г. В. Бакатин был одним из соперников Ельцина на выборах Президента РСФСР, но в августе он безоговорочно поддержал не ГКЧП, а Ельцина. Новым министром внутренних дел СССР Ельцин предложил назначить генерала армии Виктора Баранникова, который уже исполнял обязанности министра внутренних дел РСФСР и считался доверенным лицом Ельцина. Министром иностранных дел СССР должен быть назначен Борис Панкин, журналист по профессии, который в 1991 г. был послом СССР в Чехословакии. Панкин оказался единственным из послов СССР, который отказался 19 и 20 августа передать документы ГКЧП главе государства, в котором он был аккредитован. Хотя президент Чехословакии Вацлав Гавел очень хотел узнать подробности событий в Москве от советского посла, Б. Панкин сумел уклониться от официальных встреч с В. Гавелом, дождавшись краха ГКЧП. Горбачев был вынужден подчиниться ультиматуму Ельцина.

В своих мемуарах М. Горбачев пытался представить свои указы и назначения результатом собственных решений. Однако из воспоминаний В. Бакатина, срочно вызванного в Кремль утром 23 августа, мы можем узнать, что вместе с Горбачевым в его кремлевском кабинете сидел и Ельцин и что именно Ельцин продиктовал содержание нового указа – не только назначить нового председателя КГБ, но и поручить ему провести коренную реорганизацию Комитета государственной безопасности[252]. Б. Ельцин также писал в своих воспоминаниях, что он сразу же начал разговор с Горбачевым тоном приказа, желая ясно дать понять Президенту СССР, что отныне характер их отношений полностью изменился. «Горбачев внимательно посмотрел на меня, – свидетельствовал Ельцин. – Это был взгляд зажатого в угол человека. Но другого выхода у меня не было. От жесткой последовательности моей позиции зависело все»[253]. Режим двоевластия кончился, хотя Горбачеву понадобилось еще много недель, чтобы понять это в полном объеме.

Утром 23 августа Михаил Горбачев был приглашен Б. Ельциным и Р. Хасбулатовым в Белый дом на шедшую здесь уже второй день внеочередную сессию Верховного Совета РСФСР. Когда Горбачев подъехал к Белому дому, у входа его встретила толпа, настроенная явно недоброжелательно. Раздавались громкие возгласы: «В отставку! В отставку!» Горбачеву была предоставлена трибуна для выступления, и его встреча с народными депутатами России транслировалась по телевидению в прямом эфире. Эта передача оставила у большинства граждан страны тягостное впечатление, хотя и по разным причинам. Речь Горбачева была не слишком связной, она часто прерывалась, а вскоре превратилась в унизительный допрос, руководимый лично Ельциным. Сначала Ельцин попытался вынудить Горбачева публично утвердить все указы, которые были подписаны Президентом России 19 – 21 августа, в которых тот брал на себя функции союзного президента. Но Горбачев еще не успел все эти указы даже прочесть. «Борис Николаевич, – взмолился он, – мы же не договаривались все сразу выдавать, все секреты». «Это не секрет, – возразил Ельцин, – это серьезно. Специально подготовлен целый блок, Михаил Сергеевич, – «Указы и постановления, принятые в осажденном Доме Советов». Так и называется. Мы вам вручаем!» (Бурные аплодисменты, шум, свист, выкрики, смех в зале.)»[254]. Затем Ельцин вручил Горбачеву текст какой-то стенограммы и заставил Президента СССР зачитать этот текст всему залу, объявив, что это протокол заседания Кабинета министров СССР с объявлением поддержки ГКЧП. Между тем заседание Кабинета министров СССР 19 августа проходило в неполном составе, это заседание не стенографировалось, и правительство не принимало никаких решений в поддержку ГКЧП, хотя и приняло к сведению информацию премьера В. Павлова о введении в стране чрезвычайного положения. Вероятно, это была запись одного из министров. Через несколько минут Ельцин снова прервал Горбачева и обратился к депутатам Верховного Совета: «Товарищи, для разрядки. Разрешите подписать указ о приостановлении деятельности Российской компартии...» (В зале овация, выкрики «Браво!», «Ура!».) Горбачев только испуганно восклицал: «Борис Николаевич... Борис Николаевич». Но Ельцин, явно куражась, громко произнес: «Я подписываю. Указ подписан». В зале снова звучали крики «Ура!» и «Браво!». Горбачев пытался возражать: «Я не знаю, что там написано и как он называется. Если так, как сказал Борис Николаевич, то Верховный Совет, который столько сделал, в этом случае вряд ли должен поддержать президента Бориса Николаевича, которого я уважаю и об этом (выкрики из зала)... Одну минуточку, не вся Компартия России участвовала, коммунисты России участвовали в заговоре и его поддерживали (выкрики из зала). Поэтому, если установлено, что Российский комитет и какие-то комитеты в областях солидаризовались с этим комитетом, то я такой бы указ поддержал. Запрещать компартию – это, я вам скажу, будет ошибкой со стороны такого демократичного и Верховного Совета, и Президента России. Поэтому – точно ли назван указ?» – Б.Н. Ельцин: «Михаил Сергеевич, не о запрещении, а о приостановлении деятельности Российской компартии до выяснения судебными органами ее причастности ко всем этим событиям. Это совершенно законно». – М.С. Горбачев: «Это уже другое дело. (Аплодисменты, бурные аплодисменты.)»[255]. Горбачев сошел с трибуны растерянным или даже поверженным. Через несколько минут Ельцин пригласил Горбачева в свой кабинет. Это была встреча с глазу на глаз, но Горбачев не мог забыть о ней и через десять лет. «Ну знаете, – говорил экс-президент в одном из интервью в 2001 г., – это как пойманную мышку кот гоняет: намял ей бока, уже с нее течет, а он все не хочет съедать, а хочет поиздеваться. Это он делал. Делал». Одна из газет писала, что после встречи с Ельциным мы увидели совсем нового Горбачева: он выглядел как собака, которая покорно плетется за отхлеставшим ее хозяином. Горбачев был публично и сознательно унижен, и Ельцин явно наслаждался этим. Западные газеты вышли на следующий день с ироническими комментариями и карикатурами. На одной из них громадный Ельцин протягивает руку крошечному Горбачеву.