– Понимаешь, доктор, размах… Амета побеждает меня своим размахом, это столь же реально, как этот камень.

– Побеждает как математик?

– Нет, как человек.

Это признание ошеломило меня. Гообар продолжал говорить, обращаясь как будто к самому себе:

– Такое вот особенное между нами отличие…

И добавил другим голосом:

– Я давно не виделся с ним, доктор, и благодарю тебя за то, что напомнил о нем.

Он долго всматривался в темноту, откуда доносился тяжелый однообразный шум, затем, взяв меня под руку, коротко сказал:

– Пойдем.

Мы вошли в зал. Там теперь было тише; у столиков в креслах сидели кружками люди, больше всего их было вокруг пальмы. Над входом слабо светился витраж, на его стеклах выделялись огромные, выпуклые фигуры золотистых шагающих великанов. Фантастические сцены, изображающие крылатых насекомых, покрылись легкой тенью – может быть, кто-то намеренно уменьшил освещение, – зато внизу сияли созвездия хрустальных ламп, мягко отражаясь в серебряных доспехах автоматов. То и дело какой-нибудь из них нырял в толпу и, лавируя между столиками, безошибочно попадал туда, куда его вызывали. Отовсюду доносились голоса, слышался мелодичный звон стекла.

Я шел с Гообаром к центру зала. Мы пробирались по узкому проходу. Люди улыбались Гообару, приглашали за свои столики. Под пальмой он остановился растерянно, не зная, за какой из столиков сесть. Я ощутил радость от того, что мне, тоже как спутнику Гообара, досталась частица всеобщего уважения и симпатии, хотя я и не заслужил этого.

– Мы, пожалуй, разойдемся? Ты пойдешь горою, а я долиной[3], – наконец отозвался Гообар.

– О, – ответил я озабоченно, – я весьма не равнозначный заменитель Гообара.

Услышав это, сидевшие поблизости засмеялись. А от столика, за которым тесным кружком сидела молодежь, меня звал Нильс Ирьола, махая обеими руками.

Я подошел к ним. Вообще-то здесь были люди и постарше: выделялись трое кибернетиков, все как один атлетического сложения, в том числе их руководитель Тембхара; он и верховодил за столом. Кое-кто из молодежи сидел на подлокотниках кресел, другие стояли, прислонившись друг к дружке. Я попал в самый разгар горячей дискуссии и услышал конец речи стройного юноши:

– Но, собственно, почему нельзя использовать автоматы при высадке на неизвестную планету? Говорят, что мы пошлем туда ракеты, пилотируемые людьми.

– К сожалению, это необходимо, – отвечал Тембхарa. – Ты же слышал поговорку: автоматы совершенны, но ограниченны, а люди хотя и не совершенны, но ограниченностью не страдают? Дело в том, что для автоматов характерна так называемая направленная узость оценки обстановки. Автомат всегда несколько односторонен, потому что создан для выполнения определенных задач. А на чужой планете он может встретиться с незнакомыми ему существами и по этой причине попасть в ситуацию, которую нельзя предусмотреть заранее. Если послать туда автоматы, они вполне могут ошибиться, и даже весьма опасным для нас образом.

– Что такое они могут натворить? Я не понимаю.

– Они могут поступить как умственно больной человек, – сказал Тембхара. – Чтобы объяснить это, приведу пример из старого учебника кибернетики. Пример имеет только историческое значение, но это хорошая иллюстрация к тому, о чем я говорю. Эта коротенькая история звучит так. У одного человека квартира была завалена старыми глобусами и полуразбитыми кувшинами. Он поручил автомату убрать этот хлам, сказав следующее: «Выбрось отсюда все шарообразные предметы». Послушный автомат, дословно поняв приказ, вынес весь хлам, а заодно сорвал с шеи голову этого человека – приняв ее всего лишь за шарообразный предмет, который тоже следует выбросить.

– Но это чепуха!.. Этого не могло случиться… Автомат не может причинить вред человеку!.. – хором воскликнули окружающие.

– Конечно, эта история на деле не могла произойти. Я привел ее только как яркий пример того, что можно бы назвать «недоразумением» между человеком и автоматом. Для нас многое самоочевидно, подразумевается, а для автомата нет ничего очевидного, кроме того, что вложил в него конструктор. Наши автоматы, например, снабжены механизмами, устраняющими возможность их самоуничтожения, и предохранителями, исключающими причинение какого-либо вреда человеку. Но в совершенно новой, не предусмотренной конструктором обстановке, в условиях чужой планеты они могут наделать много зла. Помимо этого, есть еще один момент этического порядка: нам, наверное, не понравилось бы, если бы обитатели другой планеты прислали на Землю свору машин с задачей определить, стоит ли завязывать с людьми добрососедские отношения.

Тембхара улыбнулся, блеснув зубами.

– Скажи, профессор, – спросила какая-то девушка, – ты разрабатывал гироматы?

– Да. Вернее, участвовал в проектировании нескольких из них.

– А профессор Аверроэс говорил на лекции, что такой гиромат строится вообще без проекта. Как это возможно? Объясни нам, если можешь.

– Попробую… – Тембхара задумался. – Лучше всего, может быть, это удастся на конкретном примере. Наше бюро перед вылетом с Земли разработало концепцию большого астрогиромата для Симеизской обсерватории. Это гигант особого назначения: он умеет создавать «математические модели звезд». Ему сообщают величины и факты, полученные в астрономических обсерваториях, а он на их основе воспроизводит жизнь звезды с момента ее возникновения до гибели, воссоздавая ее историю, форму, размеры, температуру, протекающие внутри звезды атомные реакции, ее орбиту, влияние на нее других небесных тел и, в свою очередь, ее влияние на эти тела – словом, может проследить за эволюцией любой звезды с абсолютной точностью и чрезвычайно быстро. Миллиард лет существования звезды машина «переживает» за какие-нибудь двадцать секунд. Конечно, такой гиромат не смог бы построить ни один человек в мире. Чтобы сделать необходимые расчеты и приготовить чертежи проектов, потребовалось бы не меньше тысячи лет, а может, и больше. Можно использовать счетные машины, но и это излишне, потому что есть несравненно более простой способ. Способ такой: прежде всего строится система автоматов, называемая базисной; этой системе мы ставим общую задачу постройки гиромата, то есть условия и сферу его действия и другие данные. Все это называется «направляющей установкой технологической программы гиромата». Затем снабжаем базисные автоматы строительным материалом и пускаем их в ход. Через небольшое время, а именно через пару месяцев, гиромат готов. Естественно, мы, проектировщики, не знаем ничего о тысячах и миллионах монтажных операций, анализах и расчетах, проделанных базисными автоматами. И не только не знаем, но совершенно ими не интересуемся. Так же нас не интересует в деталях и конструкция самого гиромата: он есть, действует, выполняет наши приказы, и все – больше нам ничего не нужно.

– Знаешь, профессор, – сказала стоявшая рядом со мной Майя Молетич, – я думаю, что тысячу лет назад инженер-конструктор назвал бы сумасшедшим человека, сказавшего, что в будущем будут сооружать самые сложные конструкции без проектов.