изнасиловании и убийстве в английском женском институте «Александрия», однако последний отчет об этом событии звучал следующим образом: «Сегодня в английском женском институте „Александрия“ не было никакого изнасилования и убийства, как ранее о том ошибочно сообщалось». Видимо, это сообщение и свело писателя с ума, подумал Фаррух; скорее всего, именно это писатель имел в виду, говоря, что «мы останавливаемся на полдороге».

– Просто смешно слушать подобное, – сказала Джулия, поэтому доктор оставил жене ее «инструментальную музыку».

Теперь же доктор Дарувалла постарался все это забыть. Он думал о хромоте – о всех видах хромоты, которые только ему попадались. Он не будет использовать имя Мадху; в своем сценарии он назовет девочку Пинки, потому что Пинки была реальной звездой. Он также хотел бы сделать девочку гораздо моложе, чем Мадху, так что никакой секс не будет ей угрожать – только не в истории доктора Даруваллы.

Ганеш – хорошее имя для мальчика, но в фильме мальчик будет старше этой девочки. Фаррух просто изменит возраст реальных детей. Его Ганеш будет сильно хромать, но у него не будет такой нелепо раздавленной ступни, как у реального Ганеша; слишком трудно найти ребенка-актера с таким неприятным уродством. И у детей должна быть мать, потому что сценарист уже придумал, как он лишит их матери. Сочинительство – занятие беспощадное.

Если вкратце, то доктор Дарувалла считал, что он не только не понял страну, где родился, но и не полюбил ее. Ему хотелось придумать Индию, которую он мог бы принять и полюбить, – какую-нибудь ее упрощенную версию. Но его неуверенность в себе прошла – она должна проходить, если ты хочешь начать свою историю.

Эту историю спровоцировала Дева Мария. Фаррух имел в виду каменную статую безымянной святой в церкви Святого Игнатия – ту самую, которая была на цепи со стальным обручем. Пусть она не была Пресвятой Богоматерью, но для доктора Даруваллы эта статуя все-таки стала Богородицей. Ему нравилась фраза, с которой он начнет: «Эта история обязана Деве Марии». Жаль, что для заголовка она не годится. Для заголовка надо найти что-нибудь покороче; но простое повторение этой фразы позволяло ему начать. Он снова написал ее, а затем еще раз: «Эта история обязана Деве Марии». Затем он тщательно вымарал эту фразу, так что даже сам не мог ее прочесть. Вместо этого он несколько раз произнес ее вслух.

Таким образом, глубокой ночью, в то время как почти пять миллионов жителей Бомбея крепко спали на тротуарах города, эти двое мужчин бодрствовали как ни в чем не бывало и бормотали. Один твердил лишь самому себе: «Эта история обязана Деве Марии», что позволяло ему начать работу. Другой обращался не только к себе, но и к Богу; по понятным причинам его бормотание было чуть громче. Он твердил: «Я буду индейку» – и надеялся, что эти повторения не дадут окружавшему его прошлому поглотить его. Прошлое одарило его упорной волей, которую он считал волей Божьей в себе; тем не менее он опасался этого прошлого.

– Я буду индейку, – сказал Мартин Миллс. К настоящему моменту его колени пульсировали болью. – Я буду индейку, я буду индейку, я буду индейку…

18

История, обязанная Деве Марии

Рулетка с лимузинами

Утром Джулия нашла Фарруха спящим грудью на столешнице, как будто он заснул, глядя сквозь стекло на большой палец правой ноги. Джулия знала, что это был тот самый палец, который укусила обезьяна, из-за чего в семье произошли сдвиги на религиозной почве; Джулия была благодарна судьбе, что последствия укуса обезьяны не были ни избыточны, ни долговечны, но столь явная поза мужа, молящегося пальцу на ноге, все-таки смущала ее.

Однако Джулия увидела целую кипу страниц нового сценария и со вздохом облегчения поняла, что это они были истинным объектом интереса Фарруха, а никак не его палец. Пишущая машинка была отодвинута в сторону, а напечатанные листы были отмечены серьезной правкой – доктор все еще держал карандаш в правой руке. Джулия подумала, что писание от руки было для ее мужа чем-то вроде снотворного. Она было решила, что является свидетелем рождения еще одной напасти про Инспектора Дхара, но не обнаружила никакого закадрового голоса этого персонажа; по прочтении первых пяти страниц она спросила себя: а есть ли вообще в этом фильме Дхар? Как странно! – подумала она. Всего-то было около двадцати пяти страниц. Она взяла их с собой в кухню – там она приготовила кофе для себя и чай для Фарруха.

Голос за кадром принадлежал двенадцатилетнему мальчику, которого покалечил слон. О нет – это Ганеш! – подумала Джулия. Она знала этого нищего. Всякий раз, когда она выходила из многоквартирного дома, он был внизу и увязывался за ней; она купила ему много чего из одежды, бо́льшую часть которой он продал, но его на удивление хороший английский впечатлил ее. В отличие от доктора Даруваллы, Джулия знала, откуда у Ганеша такой английский.

Однажды, когда он попрошайничал в «Тадже», его заметила супружеская пара англичан – они путешествовали с сыном, застенчивым и одиноким мальчиком, чуть моложе Ганеша, и он просил, чтобы родители нашли ему кого-нибудь для игр. С ними была и гувернантка, и Ганеш путешествовал с этой семьей в течение месяца. Они кормили его, одевали и держали в нетипичной для него чистоте – они показали его врачу, чтобы быть уверенным, что у него нет каких-либо инфекционных заболеваний, так чтобы он мог быть товарищем для игр с их одиноким ребенком. Гувернантка по нескольку часов каждый день учила Ганеша английскому языку, поскольку она была обязана учить английской грамматике и маленького англичанина. А когда семье надо было вернуться в Англию, они просто оставили Ганеша там же, где и нашли, – попрошайничать у «Таджа». Он быстро продал ненужную одежду. Какое-то время, как говорил Ганеш, он скучал по гувернантке. Эта история тронула Джулию. Даже поразила ее как весьма невероятная. Но зачем бы нищему все это придумывать? А теперь ее муж делает из бедного калеки героя фильма!

И Фаррух придумал для Ганеша сестру, шестилетнюю девочку по имени Пинки; она была одаренной уличной акробаткой, нищенкой, исполняющей на тротуаре различные трюки. Это не ввело Джулию в заблуждение. Она знала, что настоящая Пинки – цирковая звезда. Было также очевидно, что прототипом для вымышленной Пинки послужила Мадху, новая девочка-проститутка Дипы и Вайнода; по сценарию Фарруха Пинки абсолютно невинна. Этим вымышленным детям также повезло иметь мать. (Правда, ненадолго.)

Мать – уборщица в миссии