правду, я тут непонятно зачем. Аглаю увозить. И что-нибудь сделать. Она права, радон нас убьет. Он наверняка накапливается…

— Зина валит все на Механошина, — сказал Роман. — Говорит — он виноват. Охоту устроил, пацанов задели случайно, а потом втихаря прикопали.

— Вряд ли, — Аглая покачала головой. — Нет, охоту он мог организовать — и все прочее, но… скрывать не стал бы. Он, конечно, ворюга был, но это… не по-человечески. Мама говорила, что Механошин был нормальным дядькой, не упырьком.

— Его могли заставить, — предположил Роман. — Или купить. А потом убрать. Он же умер…

— При до конца не выясненных обстоятельствах, — сказал я.

— Вот видите! А теперь Зина на него стрелки переводит!

— Неудивительно, — Аглая болтала кружку. — Я примерно такого и ждала — теперь они друг на друга валить начнут, так всегда, кто последний — тот дурак… Касса близко, платить никто не готов, обычное дело. Но они заплатят…

Снова закашлялась.

— Все заплатят.

Аглая улыбнулась. На секунду я увидел странное — красные прожилки на деснах, словно Аглая переусердствовала с зубной щеткой.

— Ничего даром не проходит, — сказала Аглая. — Каждому по заслугам его…

Скрипнули петли, на двор вошла злая Надежда Денисовна, бросила на скамейку сумку, села.

— Здравствуйте, ребята, — махнула рукой в нашу сторону. — Извините, устала… Черт-те что творится…

Она сняла туфли, вытянула ноги.

— Час уговаривала заявление принять — бесполезно… В полиции никого нет, сопляк какой-то — я ему давай оформляй — порча имущества, на десять тысяч колеса испохабили… А он глазами лупает, дурак…

Аглая снова закашлялась, тяжело, задыхаясь.

— Видите! — Надежда Денисовна. — Видите, что творится?!

Аглая откашлялась, стала пить чай.

— Это все от золотушки, — сказала Надежда Денисовна. — На старом кладбище золотушка зацвела, вот все и несет…

Надежда Денисовна понюхала воздух.

— Она весь радон из земли вытягивает и в воздух отправляет. С пыльцой. Как золотушка цветет, так мы тут задыхаемся все. Четыре года жалуемся, Зинка комиссию вызывала, так эта комиссия ничего не нашла — все чисто-лучисто! Ни радиации, ни радона. А народ-то мрет! Я же в ЗАГСе работаю, вижу…

— Это ужасно, — сказал я.

— Ужасно… Глаша, ты как?

— Нормально, — ответила Аглая.

— Нормально… Какое там нормально…

— Мама…

— Ладно-ладно, молчу. Может, пообедаете? Есть рассольник.

Мы от рассольника отказались, тогда Надежда Денисовна принесла с веранды полотняный мешок с жареными тыквенными семечками, насыпала их в глиняную миску и подвинула нам.

— Сама жарила, — сказала Надежда Денисовна. — Очень полезные семечки.

Семечки действительно оказались вкусные и питательные, правильно прожаренные, солоноватые, крупные и миндалевидные, плотной структуры, с привкусом фундука. Аглая семечки не ела, а мы с Романом грызли.

Надо было поговорить с Аглаей насчет безопасности, но Надежда Денисовна не спешила уходить, тоже взялась за семечки и лузгала их необыкновенно ловко.

— Как ваша книга? — спросила Надежда Денисовна.

С незаметным, но несомненным вызовом.

— Продвигается, — ответил я. — Собираем материал, Чагинск город непростой…

— Паршивый городок, — тут же сказала Надежда Денисовна. — Хуже некуда. Хорошие-то люди давно разбежались или перемерли, одна сволочь осталась. Шины режут… Вот нормальный человек мог бы шины порезать?

— Мама, это хулиганы, — сказала Аглая.

— Хулиганы… Виктор, вы видели здесь хотя бы одного хулигана?

— Нет, — ответил я. — Но я не присматривался, возможно, на танцах…

— Здесь нет танцев, Виктор! Здесь давно ничего нет… Зачем они нам испортили машину?! Аглая едва кредит за нее выплатила…

— Мама!

— А что? Это же правда! Этот урод машину захотел, а кредит на Глашку оформил — пять лет выплачивала, в отпуске не бывала… Завтра пойду к Зинке, пусть разбирается. Или пусть возмещают!

Аглая перестала отбиваться, сидела, изучая имбирный жмых на дне чашки.

— Непременно идите жаловаться! — посоветовал я. — Это дело нельзя так оставлять, сегодня они порезали шины, а завтра разобьют стекло!

— Я им разобью! Я им…

От возмущения Надежда Денисовна подавилась тыквенным семечком, Аглае пришлось оставить чай и хлопать мать по спине.

— У меня есть что им предъявить… — просипела Надежда Денисовна. — Эта гадина у меня попрыгает… Попрыгает…

Надежда Денисовна покраснела, лицо у нее приобрело ожесточенную форму.

— Мне пару лет ведь осталось, — сказала она. — До пенсии… А знаете, почему они радон не признают? Потому что тогда надо будет регресс выплачивать! Начали свою стройку, радон потек — они и сбежали… А мы здесь и каждый день этой гадостью дышим… Я могла бы уже на пенсии отдыхать, у меня стаж сорок лет…

Аглая выплеснула имбирь под яблоню.

— Все бы давно разбежались, — сказала Надежда Денисовна. — Разбежались бы… Но надеются.

— На что? — спросил Роман.

— На атомную станцию, на что же еще? Вроде опять строить начнут.

Народ безмолвстует и надеется на атомную станцию. Кто-то на станцию, кто-то на разгородку, смотря что наступит раньше.

— Это слухи, — возразила Аглая. — Здесь ничего никогда не построят.

— А тебе-то откуда знать?! — нервно спросила Надежда Денисовна.

Аглая отвернулась.

— Виктор, а писателям пенсия полагается? — поинтересовалась Надежда Денисовна.

— Не знаю… Наверное, нет…

— Как же вы жить собираетесь?

На этот вопрос однозначного ответа не нашлось, поэтому я сказал:

— Надеюсь. Надеюсь на обширный инфаркт.

— Это если повезет, обширный инфаркт, Виктор, нужно еще заслужить. Вот отец ее… — Надежда Денисовна указала на Аглаю. — Тоже все так говорил. А не случилось у него инфаркта, удар у него случился, инсульт. Четыре года борова с боку на бок ворочала да ведра выносила, две грыжи нажила! Хотела путевку в Саки взять — и ту не дали! А Зинка три раза в год на курорты ездит, гладкая вся…

Надежда Денисовна замолчала, истерично дергая щекой.

— Мама, может, тебе чего-нибудь принести? — робко спросила Аглая.

— Не надо мне ничего! Ничего не надо!

— Но, мама…

— Нет!

Аглая кивнула на калитку — лучше нам уйти. Оно и понятно, хорошей истерики без зрителей не бывает. Могу поспорить, Надежда Денисовна слишком долго держала себя в руках, а ей очень хотелось сказать все сразу, едва Аглая, сбежав от ценителя сыра, переступила порог с чемоданом, но как всякая хорошая мать Надежда Денисовна терпела.

— Четыре года ворочала! — повторила Надежда Денисовна.

— Ну не могла я тогда приехать! — взвилась Аглая. — Не могла! Извини! Извини, что не у меня две грыжи!

Уйти не успели.

— Давай поменяемся, если хочешь!

К калитке подъехал полицейский автомобиль, Федор.

— Я же говорил — пасет! — прошептал Роман.

Пожалуй, Рома прав. Два раза за день случается Федор… Впрочем, учитывая ментальную депривацию… «Пчелиный хлеб» был хорошей книгой, вряд ли я еще напишу такую. То есть наверняка не напишу. Федор два раза, это стоило объяснить.

— Здравствуйте-здравствуйте! — Федор по-хозяйски вошел во двор.

Аглая и Надежда Денисовна были явно готовы вцепиться друг