Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Упоённо наступал.
Через край, через рай,
Через раз, через год,
Да забыл про волосы —
Зацепились за забор.
Лишь слегка врезался,
Оказалось – наповал.
Наступил лишь одной ногой,
А в говне уж по уши.
На заре, на столе
Разноцветны стёклышки,
Разноцветны тряпочки —
Непонятно ни хрена…
Жуга поднял взгляд на Вайду.
– Это ты про кого?
– Да так, – пожал плечами тот. – Про всё сразу. Про меня, про тебя, про Роджера этого… Вот. Сочинилось вдруг. – Он отложил лютню и вздохнул. – Да и струну заодно опробовал.
Жуга и Вайда сидели на поляне. Полупогасший костёр ожил и накинулся на подброшенные ветви сушняка.
– «Непонятно ни хрена», – хмыкнул Жуга. – Да уж, что верно, то верно. А что, струна нашлась?
– Мне Роджер дал. Во, видишь? Длинная, зараза. Аж обрезать пришлось. Вот остаток.
– А. Понятно.
– Не пойму никак я Роджера этого, – продолжал меж тем рифмач. – То он с собой тебя зовёт, а через день гонит… Почему?
Жуга пожал плечами. Поворошил в костре остриём меча. Металл клинка блестел, отражая кровавые блики. Лис плясал свой отземок[16].
– Как твой зуб? – спросил вдруг травник.
– Зуб? Какой зуб? А!.. Выдрал, – махнул рукой рифмач. – Прав ты был тогда. Зря только мучился, терпел… Вон, видишь дырку? Вот.
– Ну и правильно. Слышь, Вайда. – Травник повернулся на бок, лицом к рифмачу. – Как ты догадался, где меня искать?
– Мне сказали, что ты в здешние места подался. Встретился один монах-доминиканец. Сказать точнее, не монах, а так – расстрига, апостат[17]. Понарассказывал всякого.
– А, Шварц. – Жуга кивнул. – Так я и думал.
– Скажи, – рифмач замялся, – этот меч… Тот самый?
– Самый тот.
– И ты бился им?
Травник поднял взгляд.
– Он бился мной.
– Дай посмотреть.
Он осторожно принял Хриз, взял его за рукоять. Потрогал пальцем остриё и скорчил уважительную мину: «Ого…» Травник поймал себя на мысли, что наблюдает за Вайдой чуть ли не с ревностью, и ощутил немалое облегчение, когда меч возвратился к нему.
– Я ночью слышал шум, – глядя в сторону, сказал Вайда. – Стало быть, то были вы?
Жуга кивнул и промолчал.
– Ну, что ж… Тогда пошли. Не бросать же дело на полдороге.
– Погоди. Мне надо кое-что тебе сказать. – В глазах травника читалась боль. – Линора – не совсем человек. Она вампир.
– Что? – вскинулся рифмач. – Вот эта пигалица? Не смеши меня. Вампиров не бывает. С чего ты взял?
– Она сама мне рассказала. Она не виновата, это у неё с рождения. Ей постоянно нужна свежая кровь, особенно если у неё… ну, это… женские дела. У всех баб по чуть-чуть, у неё водопад. С ней от этого вообще не смерть случиться может, но такое… беспамятство, что ли. В общем, лучше помереть. Хотя не знаю, я раньше только слышал про таких, с её слов говорю. И видимо, от этого у неё и пророчества, и малый рост, и кожа бледная, и дар внушения тоже. Понимаешь, у неё в роду были пикты – сумрачный народ. И если она кого-нибудь любит, то и он… поневоле…
– Что ты несёшь! Какие пикты?
– Она и Роджер с островов, – терпеливо пояснил Жуга. – Британских. Бог знает, что они тут делают. Ли говорила, будто они бежали оттуда.
Рифмач помолчал. Поднял взгляд на травника.
– Если это так… вампир, да ещё и суккуб… – Он вздохнул. – Ну и влип ты, парень!
– Так ты идёшь со мной?
– Иду.
* * *
– Да в замок они идут! Голову даю на отсечение – в замок!
– Погоди головами разбрасываться. В замок… Чего им делать в замке?
– Вот уж не знаю, но что в замок, это факт. Сам посуди: дорога на развилке налево к городу ведёт, направо – к замку.
– К которому?
– Хрен его знает…
Дымился костёр. На пятачке неровной утрамбованной земли лежали камни, веточки и куски коры: два странника в меру своего умения рисовали карту здешних мест. Бугрились маленькие песчаные горы, большой кусок коры обозначал Ноул-Сасэск, четыре сосновые шишки – окрестные замки, белёсый камешек – фургон. Начерченными змейками вились дороги.
Вторые сутки Вайда и Жуга держали след, не упуская Роджера из виду. Фургон, влекомый парою волов, неторопливо катился по дороге, совсем как тот, из песни. Две глубокие наезженные колеи указывали, что ездят тут частенько, но ни людей, ни верховых странникам больше не встретилось. Добежав до берега, дорога дальше пошла вдоль реки, что, видимо, вполне устраивало Роджера. Лес кончился с обрывом, уступая место широкой, залитой солнцем долине. Прятаться стало труднее, и два приятеля, пронаблюдав за фургончиком с холма, устроили привал.
– Значит, направо, – задумчиво проговорил Жуга, снимая с огня котелок и разливая по кружкам дымящийся чай. Поправил притороченный за спиной меч. – Что ж, ладно. Под утро двинем. Ночью они так и так никуда не поедут.
Прихлёбывая тёмный взвар, он долго смотрел на карту. Хотел что-то сказать, но передумал и молча развернул одеяла.
Наутро вышли в путь и через два часа вновь вошли под тёмные лесные своды. Поляну, на которой Роджер коротал ночлег, отыскали сразу. Старое кострище ещё дымилось.
– На пятки наступаем…
Мягкая земля хранила отпечатки босых ног и две неровные колеи. Жуга склонился над следами. Поскрёб запястье под браслетом. Камень медленно, но верно разгорался красным. Тревожно ёкнуло сердце, непонятным холодком обдало спину. Травник вскинул голову, прислушался…
…И вдруг сорвался с места как ошпаренный.
– Яд и пламя… Скорее, Вайда!
И прежде чем рифмач опомнился, Жуга с треском вломился в заросли на краю поляны и исчез.
Бег был безумный. Придерживая бьющую по бёдрам лютню, Вайда едва поспевал за Жугой – травник мчался сквозь лес, минуя тропы и дороги. Они пробежали березняком, чуть не кувырком скатились в небольшой распадок, и лишь когда выбрались наверх, рифмач наконец понял, в чём причина спешки.
А там был скрип раскидистого вяза, растрёпанное облако белых волос и пляска тела в воздухе…
В петле.
Жуга перемахнул через поваленное дерево, на бегу выхватывая меч. Взвился в прыжке, раскинув руки – бахромою рукава – и с разворота разрубил верёвку. Упал на спину, лишь чудом не напоровшись на собственный меч, поднялся на колени, с хрипом выдохнул воздух. Подоспевший Вайда непослушными пальцами уже дёргал узел, снимая петлю с шеи Иваша.
– Как он?
– Вроде дышит… И шея цела…
Багровое лицо скрипача медленно розовело.
– Успели… – выдохнул Жуга. Прошёлся пятернёй по