Это, конечно, были только слова. При совершенно определенной поддержке японского же командования рос и укреплялся прочный антиправительственный очаг ярко семеновской ориентации в Гродеково, откуда тянулись прочные нити во Владивосток и, в частности, как выяснилось потом, и к моему личному конвою.

«Самостийность» Гродекова пошла настолько далеко, что управляющий делами финансов Циммерман в заседании совета 13 августа заявил «о беспомощном положении таможенной охраны на станции Гродеково, в связи с бесчинствами семеновских войск».

Целый ряд «экспедиций», предпринимаемых резервом милиции, единственной вооруженной силой правительства, неизменно сталкивался с незримым вмешательством третьей силы. Гродеково оставалось неуязвимым. Состоявшимся там казачьим кругом войсковым атаманом был избран полковник Савицкий. Высшее военное руководство было в руках полковника Савельева.

Борьба с Гродековом, которую вело управление внутренними делами, приняла затяжной характер. Руководители Гродекова оправдывали создание своей вооруженной силы, называемой ими «отрядом самообороны», необходимостью «ограждения поселков пограничной полосы от разграбления хунхузами», указывали, что «регулирование жизни войска в вопросах государственного значения составляет компетенцию управления военного ведомства», почему и просили меня «разрешение вопроса о войсковой самообороне взять на себя и тем самым, устранив вмешательство управляющего ведомством внутренних дел, разрешить его, с соблюдением интересов войска и государства»[71].

Мне пришлось вмешаться в этот вопрос, обратить на него внимание японского командования. Положение несколько смягчилось.

В самом Владивостоке создалось такое же, как раньше в мае, напряженное настроение. Ползли слухи о новом готовящемся перевороте.

В ночь с 14 на 15 августа посыльное судно Сибирской флотилии «Патрокл» было захвачено группой вооруженных людей и уведено в море. Командир судна и часть команды были в это время на берегу и с кораблем не ушли.

Произведенным судебной властью расследованием выяснилось, что «вооруженная группа людей, прибыв разновременно на судно, задержала и изолировала находившихся на «Патрокле» безоружных офицеров и команду, заняла все входы и выходы, поставила свою машинную команду и необходимых людей на палубу, отдала концы и вывела судно в море».

Часть экипажа «Патрокла», не пожелавшая остаться на службе у захватчиков, была высажена на острове Аскольд, откуда ее доставил во Владивосток пароход Добровольного флота «Чифу».

Преследовать было нечем. Морские военные суда были еще разоруженными. Характерно, что японское морское командование, несмотря на только что подписанное 10 августа соглашение, как будто проглядело уход «Патрокла» и делало вид, что ничего не знало об этой истории.

Утром 15 августа начальник штаба Сибирской флотилии Тыртов, ввиду неимения русских вооруженных судов, сделал заявление начальнику штаба командующего специальной японской эскадрой о задержании «Патрокла». Результата никакого не было.

28 августа я заявил командующему японской эскадрой, что увод корабля Сибирской флотилии я могу рассматривать только как вооруженный грабеж и, будучи совершенно уверен, что японские власти не дадут приюта лицам, захватывающим с оружием в руках русские корабли, вооружение которых находится на хранении у японского командования, прошу о задержании упомянутого судна в первом же порту его остановки и о возвращении его во Владивосток Сибирской флотилии.

Адмирал Кавахара ответил мне, что опросом состава команды установлено, что захвата судна нет и что о результатах дознания сделано извещение нашему морскому агенту в Токио.

Ответ этот не оставлял сомнений в роли японцев при уводе судна. Они не только знали о месте его нахождения и не только успели поговорить с его командой, но не находят в этом факте никаких признаков вооруженного захвата, предотвратить который Временное правительство не имело возможности, так как оно ими же, японцами, было лишено необходимых для этого средств.

Таким образом, опираясь на соглашение 29 апреля и торгуясь из-за возвращения каждого штыка и патрона для вооруженной силы Временного правительства, японское командование совсем забывало то же самое соглашение, допуская наличие третьей вооруженной силы и в городах, и в нейтральной зоне вдоль железных дорог.

Ряд других, более мелких осложнений чрезвычайно тормозил работу, порождая нервность и неуверенность среди служащих и населения в каждом следующем дне.

Для меня лично возникал опять весьма сложный, хотя и не новый уже, вопрос о каппелевской армии.

В середине августа прибыл во Владивосток генерал Дитерихс как уполномоченный Дальневосточной российской армии. В своем заявлении председателю совета управляющих ведомствами Бинасику он указывал, что «складывающаяся обстановка на Дальнем Востоке может понудить Дальневосточную Российскую армию, состоящую под командованием генерал-лейтенанта Лохвицкого[72], оставить пределы Забайкалья до разрешения конференцией вопроса об объединении областей Дальнего Востока» и что армия уполномочила его «путем непосредственных переговоров с Владивостокским правительством выяснить, на каких договоренных условиях могло бы состояться соглашение для перехода армии на территорию Приморской области».

При заявлении были приложены и выставленные армией условия соглашения, из которых наиболее существенны:

«армия признает правительство национальное, некоммунистическое и независимое от ныне существующей советской власти в Европейской России»;

«армия подчиняется только главе правительства, сохраняет свою автономную организацию и руководствуется положением о полевом управлении войск» и т. д.

Этот чрезвычайно важный и сложный вопрос подлежал предварительному обсуждению особой комиссии[73] под председательством Бинасика из управляющих ведомствами иностранных дел, финансов и труда.

Дело это, однако, приняло чрезвычайно медленный темп. Между тем с Дитерихсом вышло некоторое осложнение. Как оказалось, он выписал из Харбина четырех офицеров, двух солдат и двух мальчиков, которые на купленной ими моторной лодке и шхуне должны были обучаться рыбной ловле. Работа пошла, видимо, несколько в ином направлении, и 20 августа все рыболовы были арестованы агентами государственной охраны.

Дитерихс горячо протестовал, заверяя, что его люди никогда в подпольных переворотах участия не принимают, и «если мы боремся, то боремся в открытую, а не из-за угла». Арестованные в конце концов были освобождены, но и рыболовная затея также должна была прекратиться.