«Раньше ты не боялась добиваться того, что хочешь», — пронеслось у меня в голове настолько родным и тёплым голосом Максима, и пришлось который раз отметить, что он оказался прав. Были времена, когда я умела отмахиваться от влияния мамы, от образа мисс Неприметность, от страха быть высмеянной или стать жертвой чужой агрессии. И если мне по-настоящему хотелось чего-то, то я готова была на всё, долго, методично и упрямо двигалась к своей цели.

А он видел меня насквозь, одним умелым движением приглаживал топорщащиеся от ужаса колючки и не боялся уколоться. Встречался лицом к лицу со всеми моими недостатками, комплексами и страхами, и безгранично принимал меня именно такую настоящую, далёкую от разыгрываемого перед окружающими образа и того, какой бы я сама мечтала быть.

И чем дольше я смотрела на страдающую подругу, чьи громкие всхлипы отражались от стен и издевательским эхом складывались в скомканное «Слава», тем отчётливее понимала, что должна наладить свои отношения с Ивановым во что бы то ни стало. Чтобы спустя ещё несколько часов, дней, недель на невыносимом расстоянии от него не реветь вот так же, сгорбившись на собственной кровати.

— Поля, я предала тебя, — тихо прошептала Марго, уставившись в собственные колени. — Я целовалась с Димой Романовым.

— Зачем? — не знаю, какой реакции она от меня ожидала, но явно не этого странного вопроса. Впрочем, он вырвался из меня как-то сам по себе, как засевший когда-то внутри паразит, выросший и набравший силу за мой счёт и наконец решивший покинуть удобное местечко. Преданной я себя абсолютно не ощущала, зато чувствовала нарастающую злость на Риту, так сильно сглупившую и, возможно, опять испортившую только недавно наладившиеся отношения с Чанухиным. — Так, сейчас я принесу нам чай и ты мне расскажешь всё по порядку, ладно? Я не сержусь на тебя, Рит, но до сих пор ничего не понимаю.

Чайник закипал синхронно с моими нервами, наотрез отказывающимися справляться с тем напряжением, которое возникало и скапливалось день ото дня весь последний месяц, начиная с той проклятой вечеринки, куда я согласилась пойти с Наташей. И проблемы накапливались, разрастались снежным комом и неумолимо надвигались на меня, грозя вот-вот раздавить под своим пугающим весом. Я уворачивалась в последний момент, силилась убежать, тряслась от дышащего прямо в спину могильно-ледяного дыхания, но понимала, что рано или поздно этот ком окончательно накроет меня с головой и погребёт под собой.

Объективно оценив и своё состояние, и состояние Анохиной, я бросила в три раза больше заварки, чем обычно, и по квартире начал уверенно распространяться аромат ромашки и душицы, уже по инерции оказывающий на меня успокоительное действие.

Пока я ходила, Рита успела лечь на краешек моей кровати и свернуться на ней клубочком, пальцами надёжно вцепившись в собственные обтянутые платьем колени. Она изредка шмыгала носом и отсутствующим взглядом смотрела в одну точку, а из глаз продолжали бежать одна за другой блестящие слезинки.

— Я думала, вы со Славой помирились, — я решилась начать разговор первой, понимая, что её откровенности могу ждать ещё очень долго, а эта ужасная неопределённость сдавливала шею тугой удавкой. Марго не встрепенулась, только медленно перевела на меня взгляд, в котором явно угадывалось замешательство и удивление.

Видимо, она действительно не понимала, откуда у меня могла бы взяться подобная информация. Неужели Чанухин ничего не рассказал ей про меня и Максима?

— Я тоже так думала, — тихо откликнулась Рита спустя минуту молчания, скопившегося в воздухе едкой горечью. — Я подумала, что… я надеялась… я сама не знаю, почему. И на что я вообще надеялась? Просто поверила ему, ведь он обещал, что придёт, и я… Какая же я дура, Поль. За что? Ну скажи, что я ему сделала, что он со мной вот так? Я ведь ждала его. До последнего ждала и надеялась. Звонила, хотя он сбрасывал звонки, а потом и вовсе выключил телефон. А я за эту неделю так и не смогла ни разу из дома выйти, настолько сильно хотелось убедить себя, что он вот-вот вернётся, что он бы так со мной не поступил.

— То есть он так и не пришёл? Но он ведь собирался! Мне Максим говорил, когда они созванивались перед новым годом…

— Может быть, он собирался не ко мне? — на её губах появилась вымученная, истеричная улыбка, совсем не вязавшаяся с обычной мечтательной отстранённостью Марго. Я и представить себе не могла, что она может стать такой: изломанной, вывернутой наизнанку и источающей ядовитое отчаяние. Казалось, достаточно лишь одного воспоминания, одного образа, одного — именного того самого — имени, чтобы её разорвало от боли. — Посмотри последние фотографии, что выложила Света.

— У меня отобрали телефон и выключили интернет, — честно призналась я и растерянно наблюдала за тем, как Рита сначала остервенело выдёргивает свой телефон из кармана, потом трясущимися пальцами тыкает в экран и чертыхается, смахивая падающие на него слёзы. И когда она протянула мне телефон с уже открытой нужной страницей, я невольно зажмурилась, вспомнив, как только вчера похожим же образом листала фотографии Яна с его невестой.

Тут всё было не настолько категорично: просто небольшая компания ребят из математического класса в каком-то кафе и рука Славы, вольготно обнимающая талию сидящей рядом с ним Светки. И только на мгновение представив на месте Чанухина его лучшего друга, я сразу же отбросила все попытки найти этому какое-нибудь иное, не такое мерзкое по своей сути объяснение.

Единственное, что никак не укладывалось у меня в голове, — так это зачем тогда Слава наврал Максиму? Хотел отделаться от нотаций и нравоучений? Или настолько быстро, резко и кардинально поменял свои планы?

— Вот так он со мной помирился, Полин. Втоптал в грязь меня, моё нелепое доверие и все мои наивные надежды. Словно он люто ненавидит меня просто за то, что я вообще существую, — она не смогла сдержать тихий, хриплый смешок и тут же крепко зажала себе рот ладонью, заглушая рвущуюся наружу истерику.

Как же больно мне было смотреть на неё. Не представляю, какие чувства так несчастно раздирали изнутри её тело, которое снаружи дрожало, извивалось, выгибалось в судорогах на моей кровати, но меня саму от этого зрелища беспощадно выкручивало, словно кости запихнули в центрифугу.

И единственное, что я решилась, захотела, смогла сделать, — лечь рядом, обхватить её руками и прижать к себе. Гладить по голове, по пушистым и чуть спутавшимся волосам, и ощущать, как наши с ней дружные слёзы пропитывают подушку.

— Я поэтому пошла с Димой на свидание. Он писал и писал, звал, и я вдруг подумала, что смогу отвлечься и забыть. Захотела сделать что-нибудь назло ему. Дура я, да? Подумала, что, может быть, он потом узнает и ему станет больно. Ну хоть на одну тысячную долю так же плохо, как мне из-за него постоянно, — её голос срывался и пропадал, слова прерывались всхлипами и сливались друг с другом, торопясь так и остаться невысказанными. — Я не собиралась ничего делать с Романовым. Честное слово, я не хотела, Поль. А потом увидела фото это… Когда он полез ко мне обниматься, я на всё готова была, лишь бы отомстить. Но мне стало так противно, невыносимо тошно от самой себя, а он не хотел меня отпускать, и пришлось его укусить, чтобы убежать. Это всё как какой-то огромный затянувшийся кошмар, от которого я никак не могу проснуться. А я хочу, так сильно хочу очнуться пару месяцев назад и отменить всё, что успела натворить за это время. Прости меня, Полин, прости, пожалуйста, что я такая дрянная подруга.